<Сады и время> на радио <Свобода>

В связи с открытием конференции <Русские усадьбы и мировое культурное наследие> (Царицыно, 26.09.08) радиостанция "Свобода" подготовила интервью с директором ГМЗ "Останкино" Геннадием Вдовиным и администратором сайта "Сады и время" Борисом Соколовым.

"Сегодняшний факт. Русские усадьбы и мировое культурное наследие
25.09.08

 
Андрей Шарый: А сейчас я представлю вам заключительную рубрику программы "Время Свободы" – "Сегодняшний факт".

В московском музее-заповеднике "Царицыно" проходит конференция "Русские усадьбы и мировое культурное наследие", посвященная опыту сохранения и туристического использования исторических садово-парковых районов мегаполисов. Русская усадьба считается уникальным типом комплексного памятника эпохи, к сожалению, в значительной мере уже утраченным и невосстановимым.

Об уникальности и проблемах русских усадеб говорит профессор Российского гуманитарного университета, один из руководителей культурологического сайта "Сады и время" Борис Соколов.


Борис Соколов: Есть ли какая-то специфика у русской усадьбы или она примерно такая же, как в Германии, Франции или Италии? Усадьбы, скажем так, высокопоставленных, обеспеченных людей, культурной элиты всегда похожи. Тем более что садовое искусство, пожалуй, самое имитирующее образцы из искусств. А вот усадьбы людей попроще, конечно, очень сильно отличаются. Но речь идет о мещанах, о дворянах средней руки и даже побогаче, словом, не о Шереметевых, а о Болотовых. Русская усадьбы архаична по сравнению с тем, что мы знаем в европейском культурном мире. У нас трудно представить усадьбу, служащую преимущественно декоративным целям. Всегда есть либо плодовый сад, либо малинник, либо какие-то еще вещи, которые связывают усадебную жизнь с очень простым бытовым, производственным обиходом.

Русская усадьба гораздо проще по архитектурным и эстетическим качествам, чем средняя усадьба в изначально садовых странах Европы. И, наконец, от русской усадьбы ничего не осталось, эти крохи, эти буквально сотни свидетельств на тысячи маленьких отдельных миров до 1917 года и, кстати сказать, до 1905 года, в которой было очень много помещичьих погромов. Усадеб, которые представляли собой художественный интерес, в России было, я думаю, тысяч 10-20. До наших времен усадеб средней руки, в которых есть хотя бы дома и постройки, позволяющие понять замысел, осталось, я думаю, 200-300.

Мы живем в ситуации отдыха восставших масс. Ортега-и-Гассет предвидел вот эту вот самую толпу, лавину людей, которая затопчет культуру, еще в 1930-е годы. Так вот, по моему ощущению, произошел первый выброс лавы – это 20-е годы, затем второй – это 90-е годы. И вот сейчас – 2000-е, когда она успокоилась, эта человеческая лава, особенно в мегаполисах, и сейчас она хочет отдыхать. Если вы пройдет по "Царицыну" в праздничный день, вы очень хорошо поймете, что этой массе не до культуры. Так вот, я считаю, что каждая живая усадьба должна быть центром воспитания людей вот в этом историческом и культурном смысле, очень бережного, очень аккуратного, очень игрового, но воспитания.



Андрей Шарый: Реставрация усадеб, считают специалисты, должна быть научной, а не какой попало. В этом отношение восстановление некоторых, например, петербургских пригородных дворцов, типа Стрельни, предпринятое в последнее время, вряд ли дает положительный пример. У микрофона Свободы – директор музея-усадьбы "Останкино" в Москве Геннадий Вдовин.



Геннадий Вдовин: Музей-усадьба «Останкино» - музей не типичный, мы – музей-усадьба, поэтому основная часть нашего фонда – это вещи, находящиеся в интерьерах. Около 20 тысяч по сравнению, допустим, с Историческим музеем, это сущая ерунда. С другой стороны, когда эта вещь находится в интерьерах и окружена множеством сопутствующих ей предметов, когда она сделана для этого интерьера, когда она спроектирована для этого интерьера, когда это все находится в деревянном, неотапливаемом летнем дворце XVIII века, естественно, существует множество проблем. Мы продолжаем реставрацию. Сейчас правительство Москвы приняло программу «Венок русских усадеб». «Останкино» - подлинный памятник XVIII века, поэтому, извините, но 90-летняя мадам не будет никогда выглядеть как 18-летняя девушка, поэтому того блеска и великолепия, которое мы принимаем за подлинный XVIII век в Павловске или в Петергофе, собранный из пыли, - это подвиг наших отцов и наших дедов, того поколения реставраторов. Ни в Дроттнингхольме, ни в Останкино, ни в Сан-Суси, то есть в подлинном XVIII веке этого никогда не будет.

Второе, мы впервые в мире, по сути, лечим деревянные памятники. До сих пор было два способа. Первое, мы снимаем весь навесной декор (плафоны, обои, паркет), раскатываем все по бревну, строим новый сруб, а лучше вообще сделаем из железобетона, повесим и скажем, что все так и было. Хорошо, казалось бы, но у нас уже у всех хватает ума понять, что такого рода памятники, будь это храм Вознесения в «Коломенском» или Останкинский дворец, это не только памятники художества, но это памятники инженерии, конструкторской мысли. Не надо впадать в крайности и дорожить каждой гнилушкой, вот не трогай ее, но не надо впадать и в другую крайность, что мы все протезируем. Это очень сложная проблема – лечение деревянного здания и его реставрация. И главное – делать это не торопясь. Вот мы в той ситуации, когда «храни нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь». "

(http://www.svobodanews.ru/Transcript/2008/09/25/20080925212021060.html)

Текст с сайта радиостанции "Свобода", неточные написания названий исправлены.