Путешествие на остров Киферу. 9. Описание святилища и источника в центре острова, явление Венеры и Марса

 

ПОЛИФИЛ ОПИСЫВАЕТ ЧУДЕСНОЕ УСТРОЙСТВО ИСТОЧНИКА ВЕНЕРЫ В ЦЕНТРЕ ТЕАТРА, И КАК РАЗОРВАНА БЫЛА ЗАНАВЕСЬ И ОН УВИДЕЛ БОЖЕСТВЕННУЮ МАТЬ В ЕЕ ВЕЛИЧИИ; И ОНА ЗАСТАВИЛА ЗАМОЛЧАТЬ ПОЮЩИХ НИМФ, ОПРЕДЕЛИВ ТРЕХ ИЗ НИХ К ПОЛИИ, А ТРЕХ К НЕМУ. ЗАТЕМ КУПИДОН РАНИЛ ИХ ОБОИХ, БОГИНЯ ОКРОПИЛА ИХ ВОДОЮ ИСТОЧНИКА, И ПОЛИФИЛ БЫЛ ВНОВЬ ОДЕТ. НАКОНЕЦ, ПО ПРИБЫТИИ МАРСА, ИМ ДАНО БЫЛО РАЗРЕШЕНИЕ УДАЛИТЬСЯ


Подойдя с должным благоговением и великими почестями к таинственному источнику божественной Матери, разумная Полия и я с восторгом преклонили перед ним колени, после чего я почувствовал тончайшее блаженство, потрясшее меня до того, что не знал я уже, что мне делать. Это необыкновенно чарующее и приятное место с исключительным его украшением из весенней растительности, птицами, щебечущими в чистом воздухе и с чириканьем порхающими в молодой листве, все это представляло высшее наслаждение для внешних чувств; и слушая нимф, поющих под их необычные инструменты, и взирая на их священные действия и сдержанные движения, я страстно переживал высшее блаженство. Более того, внимательно и усердно осматривая строение, которое выказывало такое благородство замысла и столь прекрасное устройство, и жадно вдыхая аромат, коего никогда прежде не знал, о бессмертный Юпитер! я воистину не знал, какое из чувств своих сосредоточить на избранном предмете, будучи растерян перед лицом столь многих наслаждений, перед столь огромным удовольствием и перед такой роскошью; и не знаю, был ли я в этом виновен. Все прекрасные и чарующие предметы, открывшиеся ныне предо мною, были тем более достойны любви и желаний, ибо знал я, что небесная Полия {37} молчаливо разделяет со мною радость и изумление новизной и совершенством того места, а особенно удивительного источника.

Сей стоял прямо в центре сверхъестественной постройки, божественно устроенный и созданный следующим образом. Был он сделан из того же черного камня, что образовывал единый пол или мощение всей арены, находясь внутри стены высотою в стопу, изящно довершенной всеми уместными украшениями, семигранной снаружи и круглой внутри. По окружности ее обходили кима, цоколь, малые пьедесталы и завитки, должным образом помещенные на базах, которые стояли на каждом углу и над каждой из которых располагалась колонна с энтасисом или вздутием, всего числом семь, и выточенные великолепно. Две из них обрамляли вход, у коего мы пали на колени.

Правая из этих точеных колонн была из лучшего сапфира и сияюще синей, та же, что слева, из зеленого изумруда исключительной окраски, ярче, чем те, что вставлены были в глаза льва на гробнице царя Гермия. Птолемей не дарил подобного изумруда Лукуллу, и не был дар царя Вавилонского Египетскому столь же ценен. Драгоценные камни обелиска в храме стоили меньше, и статуя храма Геркулеса в Тире не могла вызвать подобного восхищения. За нею следовала колонна из бирюзы яркого небесно-синего цвета, наделенной особыми свойствами; и хотя была она непрозрачной, но сияла с не меньшей силой и блеском. За сапфировой колонной был еще один непрозрачный драгоценный камень, каэка, приятного желтого цвета, подобного доннику, сияющего словно просвечивающий цветок лютика. За ним была колонна из гиацинтовой яшмы, и другая, из сверкающего золотого топаза. И только седьмая колонна была семигранной, и сделана из прозрачного индийского берилла цвета масла, отражавшего всякий объект перевернутым. Она стояла как раз напротив просвета между двумя первыми колоннами; ибо всякая фигура с нечетным числом углов имеет угол напротив середины каждой из сторон. Начертив круг, построй равносторонний треугольник по его радиусу, затем проведи линию из центра через середину стороны, примыкающей к окружности; и этот отрезок даст семигранное членение круговой фигуры.

В середине ствола седьмой, берилловой колонны, со стороны источника, была чудесное ваяние из того же камня, почти отделенное от колонны, и изображающее ребенка гермафродита в нише. Подобным же образом, три прозрачные колонны по правой стороне удивительным образом являли изображение ребенка мальчика, также в нишах, а в стволах каждой колонны по левой стороне было по ребенку женского пола. Эти таинственные изображения были чрезвычайно схожи с натурой и помещались точно в центре колонны, и блистали такой полировкой, которой не достичь ни трением карборунда, ни корундом, смешанным с Триполийским мелом. Базы, капители, архитравы, фризы и карнизы были из чистейшего золота, а арки, включая и части стены от одной колонны до другой, из того же материала, что и колонны, по порядку их расположения: а именно, из сапфира до изумрудной колонны, из изумруда до бирюзовой и так далее. Так чудесно было устроено все сооружение {38}.

На каждом углу карниза, перпендикулярно оси поддерживавшей его колонны был пьедестал, над которым высилось изображение планеты с соответствующими ей символами. Высота их равнялась трети высоты колонны под ними, и они были симметрично изваяны из чистого золота. Спереди по правую руку был Сатурн с косой, а по левую сияющая ночью Цинтия, и, по прежнему порядку, круг завершался Селеной. Под ними в уровне зоофора были видны двенадцать знаков Зодиака, изображенных в рельефах великолепного мастерства и красоты, над которыми были их символы и знаки, изящнейшей резьбы.

Вершина этого чудесного источника блистала гордым куполом из лучшего, без всяких прожилок, горного хрусталя, чистого и прозрачного. Ничего близкого не видел и Ксенократ, и подобного ему не находили на Кипре; не производила такого ни Азия, ни Германия. Был он свободен от красноты и тусклости, не имел ни мутности, ни пятен, и не видно было в нем ни включений соли, ни волосков. И Нерон не добывал ничего подобного! Достославен он был по чистоте и цельности своей. Вокруг купола шло рельефное ваяние с повторным узором из соединенных листьев, и выше их малые монстры с обнимающими их игривыми путти. Выгиб и закругление купола выполнены были превосходно. На вершине его был конус, к коему прикреплено было дивное украшение: оправленное в золото яйцо из карбункула, сверкавшего во все стороны, формой и размером со страусиное {39}.

На внешней стороне низкой стены из черного камня, над которой через размеренные промежутки возвышались колонны, были превосходно вырезаны Греческие письмена, высота которых в девять раз превышала из ширину. Благородное серебро, заполнявшее выемки, сиянием выделяло эти слова. Спереди были видны только две буквы, соединенные украшением, изящно сделанным из золота. Далее буквы шли по три на каждой стороне, глася: ΩΣΠΕΡΣΠΙΝΞΗΡΚΗΛΗΞΜΟΣ {40}.

Каждая сторона была в три стопы шириною, а высота от золотой базы до архитрава была семь стоп. Думаю я, что величие и слава сих предметов, вкупе с чудесным и соразмерным мастерством их создания, более всего заслуживают моего молчания; поэтому описание мое будет скупым и бедным.

Между сапфировой и изумрудной колоннами была прекраснейшая бархатная занавесь, спадавшая округлыми складками и поддерживаемая веревкой с узлами, так что плодоносная Природа не могла бы и замыслить что-либо более изящное, даже и для богов. Материал и плетение были такими, что не в силах я их описать; цвет же ее был цветом сандала, украшенным чудесными цветами и с четырьмя Греческими буквами, изящно вытканными красивым выпуклым способом: YMHN {41}. Драгоценная занавесь, посланная самнийцами в Дельфы, уступила бы этой. Казалось моей Полии, что это самое великое из всех сокровищ, ибо оно скрывало величественное и божественное присутствие почитаемой Матери. Когда Полия и я преклонили одно колено, божественный властитель Купидон передал золотую стрелу нимфе Синезии, и сделал любезный знак, показывающий, что ее должно предложить Полии, и что она сей ужасной стрелой должна пронзить и разорвать благородную занавесь. Но Полия подавлена была приказом разрезать и повредить ее, и хотя она была орудием божественной воли, казалась смущенной и колебалась в ее выполнении. Властитель, улыбаясь, сразу же повелел нимфе Синезии передать стрелу нимфе Филеде, а она затем подала ее мне. И я свершил то, на что не могла решиться моя нежная и благодетельная Полия, ибо жаждал узреть пресвятую Матерь. Пред тем, как взять божественный инструмент, был я окутан неизвестно откуда взявшимся пламенем, и с яростным нетерпением поразил я сию малую занавесь. Когда она была рассечена, я увидел, что Полия выглядит печальной, а изумрудная колонна звенит, словно рассыпаясь на куски.

И вот ясно увидел я божественные очертания чтимого ее величия, появляющиеся из бьющего источника, чудесный исток всяческой красоты. Пред тем, как глаза мои встретились с этим нежданным и божественным зрелищем, мы оба исполнены были крайнею негой, и охвачены новым наслаждением, коего день за днем столь долго желали, так что оба мы пребывали в подобии экстаза, вызванного священным трепетом. Когда я очнулся, то начал испытывать уместный страх, мысля о том, что Аристеев сын увидел в долине Гаргафии {42}: я испытывал восхищение и ужас вместе.

Божественная Венера стояла обнаженной среди прозрачных и светлых вод бассейна, досягавших до ее пышного стана и отражавших тело Кифереи так, что оно не казалось ни больше, ни меньше, не двоилось и не дробилось; этот вид был точным и полным, столь же совершенным, сколь и она сама. И повсюду, до первой ступени, была пена, распространявшая аромат мускуса. Божественное тело казалось сияющим и прозрачным, показывая свое величие и чтимый вид с чрезвычайной ясностью и сияя словно драгоценный и сверкающий карбункул в лучах солнца; ибо создано оно было из чудесного состава, который смертные не могут себе ни представить, ни тем более узреть.

О как прекрасны были ее золотые волосы, изящно уложенные на млечно-белом лбу и завитые в малые кудри, небрежные и прихотливые кончики который завивка избавила от распрямления. Розовые ее плечи были уместной преградой малым волнам, свободно спадающим вниз. Лицо ее было из роз и снега, глаза же небесно-синими и сияющими, с выражением любовным и святым; щеки словно гранатовые яблоки, а маленькие, кораллово-красные уста были источником всяческих благовоний. Грудь была сокровищницей, белее чем снег, с двумя вздымающимися сосцами, кои отрицали силу тяготения. Тело ее было словно из полированной слоновой кости, которая, казалось, источала аромат мускусной амброзии. Чудесные волосы, тоньше чем тончайшая золотая нить, ниспадали над чистой водой, не погружаясь в нее, но плавая длинными локонами по поверхности. Волосы ее могли соперничать с волосами Феба, посылающего светоносные лучи свои со светлого Олимпа. Несколько малых кудрей собрались плотными вьющимися прядями над ее прекрасным лбом, развеваясь на ветерке и укрывая в тени своей изящные уши. В них вдеты были две гордых жемчужины, с коими не сравнился бы и двойчатый жемчуг, украшавший статую ее в римском Пантеоне. И остров Тапробана не производил жемчужин столь выдающейся белизны. Чело ее было охвачено венцом из пунцовых и белых роз, перемежающихся с искрящимися камнями. Кроме того, в ограде священного источника, меж великолепных ступеней рос цветок Адониса, вознося свой пурпуровый цвет среди водных листьев. По левую сторону рос телигон c бледными соцветиями, а по правую изумительная, вечно цветущая трава арсеногон {43}. Вкруг богини летали белые голуби, иные же почтительно ей служили, погружая золотые клювы в чистую влагу и таинственно орошая Киферейское тело. Капельки на прозрачной плоти казались восточными жемчугами, к ней прикрепленными. Нимфа Перистерия заботливо стояла рядом, готовая свершить Венерины обряды, и служить ей с поспешанием и сноровкой {44}.

На каменной арене вне источника стояли три божественные девы, нагие, как и Перистерия, и обнимали друг друга. Две из них, Эвридомена и Эвримона, показывали нам свои непорочные лица, а третья, Эвримедуза, повернулась к нам белыми плечами, скрывая ягодицы под краем длинных светлых своих волос {45}. Эти девушки были грациозные прислужницы, готовые повиноваться богине-Матери. Последняя их них держала в одной из дивных рук открытую раковину, полную свежих роз, в другой же горящий факел.

От верхней ступени, на которой стояли колонны, в источник нисходили шесть малых ступеней. Они были из темного агата, и плоские их поверхности украшены были извилистым узором белых жилок, то расширяющихся, то сужающихся, и радующих чувства до предела возможности. Вода источника достигала четвертой ступени, оставляя прочие сухими.

На верхней ступени лениво покоилось сладострастное существо в человеческом облике, бог ночной, смотрящий надменно, словно капризная и порочная дева. Видна была грудь его, а равно и живот, и на главе его были рога, обвитые венком из виноградных листьев, которые украшали усики и сочные грозди; и опирался он на двух быстроногих тигров.

Сходным образом, слева, удобно сидела красивая матрона, и на локонах над широким ее челом была корона из золотых пшеничных колосьев. Эту почтенную богиню поддерживали две чешуйчатых змеи. На коленях обеих фигур были округлые шары из тонкого и нежного вещества, с искусно сделанным и тайным устьем вроде сосца, из коего они, через отмеренные промежутки времени, капля за каплей цедили в источник чудесно пенистый и крепкий состав. Не желали они замочить в волнах источника своих прекрасных ног; ног, второй палец коих был длин ее, чем большой, а прочие слегка сгибались к округлой пяте и в приятной пропорции уменьшались к краю стопы {46}.

И посреди этого божественного окружения, в центре источника роскошно пребывало священное величие Богини. Та часть ее тела, что возвышалась над водой, сияла не менее ярко, чем великолепные лучи солнца в отполированном хрустале.

Мы оставались благоговейно коленопреклоненными, но разум мой переполнен был изумлением. Не мог я пристально глядеть на божество, распространявшее сияние во все стороны, и не мог постичь, каким даром судьбы или веры, какими путями и заслугами я удостоился полноты восприятия сих таинств собственными глазами. не созданными для подобных зрелищ. И решил я, что это могло случиться лишь по воле и снисхождению бессмертных богов и по полным веры молитвам Полии. Но была здесь и неприятная сторона, ибо среди всех сих небесных и божественных существ я один оказался презренным и неуместным в своих ношеных и рваных одеждах, словно бы нищим и убогим, и во всем с ними несхожим. Рад бы я был любым способом сокрыть свое уродство, подобно Эрихтоний с его змеиными ногами. И все же, ошеломленный неслыханным чудом, я в глубине души восхвалял святое милосердие, которое дозволило земнородному человеку въяве размышлять над божественной работой и над сокровищем природы в его возникновении.

Тем временем благородные нимфы под сенью пергол радостно, танцами, песнями и нежными гармониями, праздновали победу, одержанную отважным, пернатым Купидоном, более остроглазым, нежели рысь либо Аргус, и всегда готовым доблестно применить свое оружие. Затем божественная Мать указала сделать перерыв в небесных играх и пении, и обратилась к нам двоим с сим благосклонным приветом. Она говорила с божественным красноречием и благосклонностью, производя маленьким своим ртом изысканные слова (кои, без сомнения, усыпили бы и дракона, стража Колхидских роковых сокровищ, могли бы вернуть прежнюю красоту Аглавре, дочери Кекропа, возвратить Дафниса Идейского в человеческий облик, к его любимым стадам, и освободить Кадма с Гермионой от шипящих их голосов и чешуйчатых тел {47}), и Полии так сказала:

"Милая, преданная мне Полия, твои возлияния, твоя преданная служба и священные ритуалы утешили меня и сделали тебя достойной моих нежных и плодоносных милостей. Твои искренние мольбы, бескровные жертвы и торжественные обряды порадовали меня, а преданность твоего сердца и покорность в ученичестве склонили меня к благоволению, расположению, щедрому великодушию и покровительству тебе. Я также желаю, чтобы неразлучный спутник твой Полифил, что здесь пылает к тебе любовью, причислен был к верным и счастливым возлюбленным. После того, как избавлен он будет от всякого низкородного и грубого пятна, и от всякого скверного нечестия, в котором он может сейчас пребывать, омыт росою моей и очищен, и будет предан вечно предан тебе. Должен готовым он быть, и стремиться тебя радовать, и не отказывать ни в одном из твоих желаний. Ныне, Полифил, ради того, чтобы великая твоя любовь могла достигнуть счастья и успеха, хочу я вверить тебя четырем юным прислужницам и наделить тебя их драгоценными доблестями. Они превосходно послужат украшению твоего прекрасного духа и обильной любви, если, как и они, ты будешь стоек в поступках и более предан своей Полии, чем Пик своей Каненте {48}".

Затем, без промедления, она позвала из перголы благородную нимфу Энозину и сказала ей: "Возьми с собою деву отшельницу Монори, бдительную Фронтиду и молчаливую сестру ее Критею, и будьте неразлучны с нашим героем, любящим слугой Полии {49}. И по моему великому повелению, да будет их взаимное счастье равным для обоих". Тотчас вынула она из устричной раковины два кольца, в каждое из которых оправлен был драгоценный лиловый аметист, и, дала одно Полии, а другое мне, с учтивым наказом, чтобы мы всегда украшены были этими дарами. И с ясным челом и благосклонным лицом прибавила она, что должны мы, подавляя всякое нежелание, всегда соблюдать ее волю.

Тут же она повернулась и молвила: "Ты, Полия, также должна постоянно иметь рядом с собой четверых мудрых и знающих дев, кои будут относиться к тебе с почтением и окажут честь твоей достославной любви". Нимфы, что были призваны, оставили пение и танцы; и богиня вверила Полию Адриакористе и трем ее разумным сестрам, Пистинии, Софросине и Едосии {50}, молвив: "Теперь не покидайте ее ни на мгновение, так чтобы жила она, связанная взаимным обетом с возлюбленным ее Полифилом словно Геркулесовым узлом, наделенная самой мудрейшей и чистейшей любовью, какую только прославляли и вспоминали в сем веке; и она должна отдать себя в добровольную жертву Гению, что милостив и никогда не обманет, с искренней и простодушной в него верой. Если дрогнет она, пусть он поддержит ее; трудах и волнениях, да благословит; и ради радости ее, да заключит в теснейшие объятья".

Все сии божественные нимфы тотчас начали исполнять приказы высшего божества, обнимая того, к кому были назначены, и деля с ним ненасытные поцелуи вкупе со множеством присущих нимфам ласк и приятных любезностей, весело кружась, обнимаясь и танцуя. В стройном и уместном ритме они поклонялись божественной Матери, а затем стали усердно сопровождать ее подопечных. В то же мгновение, как сказаны были священные слова и завершена божественная речь, Сын уже был готов: он нацелился в меня с бесстрастной надменностью, гордый и безжалостно суровый, не Гортинскою стрелой, а своею летучею и золотою; не из Тирийского, но из божественного лука. Едва стрела была спущена с натянутой тетивы, как пронзила она мое беззащитное сердце в самую середину. Быстро вытащил он ее из моей пламенеющей груди, запятнанную и дымящуюся от горячей крови, оставляя рану, которую и Критский терн бы излечить не смог; затем поразил он мою златовласую Полию в грудь, в коей трепетала невинная ее душа. Он вырвал разящую и кровавую стрелу и положил в источник матери своей, дабы омыть ее.

Боже! Я немедленно ощутил сладкое как мед жжение яростного пламени, что было внутри меня, в самой моей утробе, разливавшееся словно яд Лернейской гидры и охватившее все мое существо; оно заставило меня трепетать от любовной страсти и застило глаза мои. Не медля, он расторг мою пламенеющую грудь словно гарпия, язвя сильнее, нежели змеевидные сети полипов, или сосущий воду Тифон; и поместил он туда драгоценную любовь и божественный облик Полии, дабы никогда он не стерся. Возникло от этого благородное, чистое и чудесное ощущение, которое приготовило и расположило меня к любви, и подчинило навеки ее закону, ибо была на мне ее прекрасная и неистребимая печать. Я пылал словно сухая солома, внезапно брошенная с яростное пламя, или подобно факелу из горючей сосны: всякая жилка моя была охвачена любовным пламенем, и облик мой словно бы вдруг изменился. Разум мой был столь потрясен и ослаблен, что не мог я понять, не меняюсь ли я так, как Гермафродит и Салмакис, когда обнялись они в прохладном свежем источнике и ощутили слияние своих разнородных форм. Я чувствовал себя словно несчастная Библис, видящая превращение слез своих в струи источника наяд. Изнемогал я в сладком пламени, с остановившимся биением сердца, ни жив ни мертв, а открытая рана позволяла духу моему исходить наивысшим наслаждением, так что подумал я, пав на колени, что поражен припадком эпилепсии {51}.

Милосердная Богиня, держащая раковину во впадине ладони и сжав свои длинные пальцы, быстро обрызгала нас чистой соленой водой. Она сделала это не так, как возмущенная Диана, что превратила несчастного охотника в зверя, дабы разорвали его собственные псы; но окроплением сим сразу изменила нас в обратную сторону, дабы нас могли поздравить и обнять святые нимфы. И лишь только дала она мне благословение, кропя и помазуя морскою росой, как почувствовал я дух свой проясненным и разумение вернувшимся. Опаленные и сожженные мои члены ощутил я внезапно такими, как они были прежде, и одарен я был, вне сомнения, высшими качествами. Понял я, что Ясон должен был пережить подобное омоложение; и не отличался мой возврат к благословенному свету от того, что испытал Ипполит Вирбийский, когда, по молитвам Дианиным, вернула его драгоценную жизнь трава глицизида {52}. Затем почтительные нимфы ласково совлекли мое убогое рубище и всего облекли в чистые белые одежды. И теперь, в молчании и переживании нашего обоюдно любовного чувства и утешенные блаженным нашим возрождением, мы охвачены были внезапным избытком счастья и радости, и целовались поцелуями, сладкими словно вино, с дрожанием языка, и сжимали друг друга в крепких объятьях. Также и блаженные и радостные нимфы, принимая нас в свой священный круг учениками и слугами изобильной Природы, дарили нам милые быстрые поцелуи.

Затем богиня Мать заговорила изящным и приятным образом, с королевским величием, распространяя бальзам в дыхании своем, и сообщила нам вещи, которые не должно раскрывать обычным людям, и о которых здесь нельзя рассказать. Дала она нам каждодневные уроки того, как усиливать и дать созреть пылавшей в нас любви, как соединять души и сердца по ее плодоносным и простым законам, дабы пребывать в постоянной и взаимной великодушной любви. Так же милостиво она оделила нас своим благоволением и щедро обещала свое покровительство во любом затруднении. Во время этого наставления она выказывала нам свою милость самыми нежными и изящными способами. Затем из-за первой перголы явился отважный воин божественного обличья и сошел по ступеням, шагая прямо к священному источнику. Величественное лицо его пылало, грудь и смелость были грозны и свирепы; был он широк в плечах, высок и мускулист, обладал гневным взглядом и внушающим страх величием. Руки его были богаты, великолепны и божественны: имел он украшенный серебряный щит, подобного коему не создали ни Бронт, ни иные из изгнанных Троянцев, а на голове его был сияющий шлем, увенчанный ароматными цветами и поверх короны завершавшийся длинным золотым острием. На нем были золотые латы, каких и божественный Юлий не привозил из Британии, дабы посвятить Матери в ее храме; и Дидимаон не создавал никогда столь красивых. Был он подпоясан косым поясом, или перевязью, обильно усеянным золотом. Кроме прочих военных доспехов, в руке он крепко сжимал бич, и явился с Ликаоном, своим рыкающим волком {53}.

Придя к усладительному и чудесному источнику, он сладострастно совлек с себя доспехи и вошел в него к безоружному божеству. И затем обнялись они, однако не с земными приветами и ласками, но обвили друг друга с божественными жестами и страстью. Когда то увидели нимфы, удалились они со скромными и почтительными словами, то же сделали мы с моей радостной Полией. Произнеся слова вечной благодарности так, как только могли, мы ушли. Остались там лишь божественная Мать с сыном своим и божествами, всегда находившимися при источнике, да прекрасный воин, что отринул все свои одежды ради священного уединения и наслаждений.

 

 

Искусствознание 2/05. С. 454-461

© Б.М. Соколов. Перевод, комментарии. 2005 г.

-----------------------------------------------------------


37 Колонна использует здесь слово uranothia, производное от греческого этипета Οΰρανοΰΰ ("небесный") и напоминающее об двойном образе Небесной и Народной Венеры (Ariani-Gabriele. P. 1052).

38 Венерин источник (Venerio fonte), геометрический и символический центр острова Киферы, схож с описаниями в куртуазной литературе позднего Средневековья, в том числе в "Романе о Розе". Устройство и материалы святилища отражают космологическую и алхимическую символику, последовательно вводимую автором в ткань его неоплатонического повестования. Фигурки младенцев в углублениях колонн противопоставлены друг другу (справа мужские, слева женские). На навершиях колонн помещена седьмица римских богов, соответствующая космологической системе Птолемея: Сатурн — сапфир, Юпитер — каэка (по-видимому, род изумруда), Феб — яшма, Венера — берилл, Меркурий — топаз, Диана (Цинтия, по-гречески Кинфия; эпитет, происходящий от названия горы Кинф) — изумруд. В скульптуре семигранной берилловой колонны, которая находится напротив входа и, несомненно, посвящена Венере, две человеческих природы соединяются (ребенок-гермафродит). В числовой символике Ренессанса три считалось числом мужским, два — женским; их гармония осложняется "смешанным" числом семь, которое и связывали с богиней любви. Фигура гермафридита и семигранные формы олицетворяют гармонию слияния и "духовного единения", а воспоминание об Адонисе и приведенная ниже греческая надпись напоминают о хрупкости этой гармонии. Святилище Венеры, украшенное по кругу знаками планет и Зодиака, является моделью мироздания. В поэме Данте, литературного прототипа романа о Полифиле, Рай и весь мир явлены герою вращающимся вокруг Первопричины — "любви, что движет солнце и светила". Здесь этот образ приобретает пластическое и сенсуальное воплощение, типичное для мистики Ренессанса: в центре бассейна стоит Венера, олицетворяющая женственную ипостась Вселенной и ждущая воинственного Марса. Зрелище их иерогамии становится кульминацией духовного пути Полифила. Описание святилища, где герой услышал слова, "о которых здесь нельзя рассказать", не сопровождается ни одной гравюрой; другой, менее связанный с сокровенным знанием источник со статуей "кормящей Венеры" изображен в трех видах.

39 Святилище, стоящее на поле из "чернейшего" обсидиана и увенчанное прозрачным хрусталем, символически сочетает стихии земли и неба. Оно увенчано яйцом из красного карбункула — символ космоса, окрашенный чувственным цветом Венеры. О символике яйца-микрокосма в связи с кругом знаний и чтения Ф. Колонны см.: Ariani-Gabriele. P. 1056-1057.

40 ΩΣΠΕΡ ΣΠΙΝΞΗΡ ΚΗΛΗΞΜΟΣ — Соблазн (обольщение) словно искра (греч.). Надпись, напоминающая о могуществе Купидона, внезапности любви и трагических ее последствиях, связана с античной литературной традицией ("Овладевает собой; отверженный пыл усмирился. // Но увидала его — и потухшее вспыхнуло пламя [...] // Как — если ветер подул — им питается малая искра, // Что, незаметна, еще под тлеющим пеплом таилась, // Снова растет и опять, расшевелена, мощь обретает". Овидий. Метаморфозы, VII, 76-81). Текст ее состоит из двадцати букв, которые, возможно, соответствуют делению острова на двадцать частей (Ariani-Gabriele. P. 1057). Размещенные на стенах святилища по две и по три, они подчиняются нумерологической символике романа.

41 Брак (греч.). Ритуальное разрывание занавеса перед входом в святилище Венеры — символическая ситуация, разработанная еще в Жаком де Меном в финальной части "Романа о Розе". Здесь Полия олицетворяет стыдливость и разум, а Полифил — пылкость и страсть; им соответствуют прислуживающие нимфы Синезия (Единение) и Филеда (Чувственность). При совершении обряда изумрудная колонна богини-девственницы Дианы (с которой Полия, как выяснится во второй книге романа, ранее была связана религиозными обетами) дрожит, а Полия на мгновение опечалена.

42 Упоминание мифа об Актеоне продолжает тему соперничества Венеры и Дианы, на которой будет построена история героев во второй книге романа.

43 Цветок Адониса — кровавый анемон, в который он превратился. Плиний (XXVI, 162) сообщает, что похожие друг на друга телегон и арсеногон дают один только женские, другой только мужские цветки.

44 Голуби — постоянные спутники Венеры, олицетворение нежной чувственности; Колонна вводит в эту сцену редкий миф о нимфе Перистерии (Голубиной), превращенной Купидоном в голубицу и, по всей видимости, известной автору по "Генеалогии языческих богов" Бокаччо (Ariani-Gabriele. P. 1062).

45 Полифил видит трех Граций, имена которых (Дающая, Возвращающая, Правящая) говорят о космической природе их танца.

46 Статуи Вакха и Цереры источают в воду бассейна ароматические составы, говорящие о питающей природе этих божеств ("Либер с Церерой благой! Через ваши деяния почва // Колосом тучным смогла сменить Хаонии желудь // И обретенным вином замешать Ахелоевы чаши!". Вергилий. Георгики, I, 7-9). Их присутствие напоминает о земной, плотской ипостаси богини любви; по замечанию Бокаччо в поэме "Тезеида", "Без Цереры и Либера меркнет Венера". О сложных связях между символами кормящей груди и "источника жизни" см.: Ariani-Gabriele. P. 1065-1066.

47 Полифил вспоминает героев, превращенных в змей (Кадм и Гармония, царь Дафнис) и в камень (Аглавра), сопоставляя их и змееногого Эрехтея со своим недостойным божественного присутствия обликом.

48 Верные супруги, история которых описана у Овидия (Метаморфозы, XIV, 337-434).

49 Говорящие имена этих нимф — Единство, Размышление и Выбор.

50 Их имена означают Неразлучная, Судьба, Мудрость и Скромность. Давая Полифилу в провожатые трех нимф, а Полии четырех, Венера делит мистическую семерку в пользу женского начала. Поскольку любовное слияние и познание уже свершилось, нимфы олицетворяют не страсти, а умиротворенные супружеские добродетели.

51 Комментаторы (Ariani-Gabriele. P. 1076) справедливо связывают рану, духовную смерть и возрождение, а также вхождение в естество героя "образа" (изображения, подобия — effigato) возлюбленной с алхимическими темами ренессансной культуры. В сцене окропления морской водой вновь противопоставляются суровость Дианы и благоволение Венеры.

52 Энеида, VII, 761-777. Вергилий отождествляет глицизиду с пионом (Ariani-Gabriele. P. 1079).

53 Марс, олицетворяющий пылкое мужское начало, является с превращенным в волка Ликаоном, который считался его постоянным спутником (Ariani-Gabriele. P. 1080).

 

 
© Б.М. Соколов - концепция; авторы - тексты и фото, 2008-2024. Все права защищены.
При использовании материалов активная ссылка на www.gardenhistory.ru обязательна.