Борис Соколов. Садовая Библия Серебряного века // В.Я. Курбатов. Всеобщая история ландшафтного искусства //

Курбатов В.Я. Всеобщая история ландшафтного искусства. Сады и парки мира. М: Эксмо, 2007. 736 с., ил.

Есть книги, про которые думаешь — и почему до сих пор не переиздадут!.. Как раз во время моих попыток устроить такое переиздание московское издательство "Эксмо" выпустило большой иллюстрированный том под названием "Всеобщая история ландшафтного искусства". Это наборный (не репринтный) вариант книги Курбатова "Сады и парки: История и теория садового искусства" (Пг., 1916). Первое издание, огромное и роскошное, было чем-то вроде садовой Библии Серебряного века. Она возвращается к нам через девяносто лет.

Владимир Яковлевич Курбатов (1878 — 1957) — один из энтузиастов старинной культуры, входивших в круг "Мира искусства". В начале ХХ века художник Георгий Лукомский создает книги о неоклассицизме Петербурга, Костроме, Вологде и незаметно для себя становится основателем научного краеведения. Бенуа увлекается художественной историей Царского Села — ведь она еще не написана — и создает огромный труд, не потерявший значения и в наши дни. Грабарь, огорченный разрушением старинных храмов и погостов, втягивается в работу по созданию "Истории русского искусства", доведенной до конца только в 1960-е годы. Курбатов окончил физико-математический факультет и служил под началом Менделеева, долгие годы был профессором Технологического института. Занявшись историей искусства под влиянием Бенуа, он сотрудничает в "Художественных сокровищах России", пишет путеводители знаменитой "красной серии" по Петербургу и Павловску, становится одним из организаторов Музея старого Петербурга.

В первые советские годы Курбатов вместе с другими "хранителями древностей" хлопотал о Музее города, издавал небольшие книжки о бывших царских усадьбах, заведовал в Наркомпросе отделом садов и парков. Эта работа обернулась для него большими неприятностями. В 1930-е годы Владимир Яковлевич был отстранен от садовой темы и до конца жизни писал только о химии — в числе его книг биография Менделеева. А Бенуа, до которого слухи о происходящем в СССР доходили медленно и искаженно, в "Воспоминаниях" бранит бывшего друга за то, что якобы по его настоянию были вырублены высокие сказочные ели вдоль петергофского Большого канала.

Интерес к садовому искусству прошлого — знамение эпохи, породившей "Мир искусства". Впервые книга о садах была написана не ботаником и не техническим специалистом, каким остался потомственный садовый мастер Арнольд Регель, автор большого тома "Изящное садоводство и художественные сады" (1896), а человеком большой культуры. Книга уникальна по охвату материала: здесь сотни садов Европы, Азии, Америки, России, размышлениями о которых хотел поделиться Курбатов. У него было две задачи: заложить основы художественной истории садов и дать духовную пищу, путеводитель чувств для русского посетителя Тиволи, Версаля, Петергофа. В одиночку, на пустом месте он начинает строить русскую историю садовых школ всего мира.

Главная ценность книги — в эстетическом, эмоциональном подходе к предмету. "Целью автора было установление понятия о садовом искусстве как самостоятельной отрасли искусства, то есть не отрасли архитектуры, как многие думают, а противоположной зодчеству отрасли искусства. Задача зодчего заключается в красивом покрытии пространства, а задача устроителя сада — в красивом открытии пространства и в увлечении восхищенного взгляда вдаль, например, версальской перспективы или постоянной смены пейзажей у "Белой березы"". Умный и знающий автор на наших глазах превращается из любителя красивых видов в профессионала. Отношение к саду в книгах начала ХХ века, в "журнале красивой жизни" "Столица и усадьба" оставалось внешним, описательным. Курбатов показывает, как можно анализировать рукотворный пейзаж, искать его выразительные черты и преобладающее настроение. Заканчивая рассказ о виллах Северного Лация, он пишет: "Стиль скульптурных и архитектурных украшений был рассчитан на соприкосновение с растениями, так что кариатиды Капраролы кажутся родственными соседним кипарисам и оливкам, а в Ланте как бы нет границ между узорами цветников и узорами каменных балюстрад. Но самое лучшее в этих произведениях — их необычайное слияние с духом местности. Даже и тогда, когда постройки обрушиваются, куртины зарастают, а фонтаны иссякают, очарование сохраняется, пока есть намек на былое устройство". Меланхолия пейзажа, поэзия упадка — тема, постоянно звучащая в книге и роднящая ее с другими садовыми описаниями Серебряного века и его наследников — "Образами Италии" Муратова, "Подмосковными" Шамурина, воспоминаниями Лукомского и Бенуа.

"Сады и парки", написанные не академическим ученым, а энтузиастом, отличаются живостью, а иногда и резкостью суждений. Рассказывая о первоначальном виде партера в Версале, Курбатов пишет о боскете "Болото", устроенном "не слишком удачно по идее г-жи Монтеспан". "Главной достопримечательностью его было дерево с жестяными листьями, выбрасывавшими струи воды. Этой довольно антихудожественной затее подражали между прочим в Петергофе". Сторонник чистого стиля, Курбатов совершенно правильно подчеркивает простоту и пропорциональность тех частей парка, которые создают величие Версаля. Так выглядит в его описании верхний, "водный" партер, в котором отмечены тончайшие композиционные нюансы: "Главная прелесть его заключается в необычайной шири, так как на площади его может уместиться целая итальянская вилла. Но дело не в самих размерах, а в соотношении их с дворцом. Кажется, что Ленотр действительно развернул песчаную ширь немного шире, чем это под силу обыкновенным смертным, и на этой песчаной плоскости расположил два широких, ровных водных зеркала. Скульптуры не смотрятся там в воду, а лишь украшают рамку зеркала и все низки. Однако скульптурные дополнения являются столь же необходимыми, как подстриженные деревца на соседних партерах; нарушая гладь партера, скульптуры в то же время ее подчеркивают".

Позиция автора, выступающего в роли беспристрастного критика, оценщика достоинств и недостатков сада, распространяется и на парки России. "Арсенал, выстроенный на месте прежнего Монбижу и являющийся копией замка в Шрубс-хилл, довольно тоскливый по форме, имеет значение лишь для широкой "Липовой аллеи", ведущей от дворца..."; в расположении Шапели "повторена обычная ошибка, так как аллея проходит через сами развалины и тем нарушает всю иллюзию". "Словом, Царское Село является как бы энциклопедией садовой архитектуры, так как отражает и положительные, и отрицательные стороны всех течений XVIII в.".

Курбатов, чьим первым интересом была городская архитектура, помещает в своей книге главы, за много лет предвосхитившие современное учение о культурном ландшафте: "Естественные парки и охрана природы", "Города и дороги", "Признаки возрождения садового искусства". В последнем случае речь идет и о "старых английских садах" викторианской эпохи, и об ансамблях модерна, и о садах Эдвина Лютиенса, открывающих историю ландшафтной архитектуры ХХ века. А среди иллюстраций книги помимо сотен фотографий и схем фигурируют репродукции картин Бенуа и помещенные на особых листах гравюры Ани Остроумовой.

Книга переиздана без комментариев и сведений об авторе, словно она была написана в 2007 году. У этого умолчания есть и символическая сторона. Ведь работа Курбатова, Бенуа и Лукомского так и не была продолжена. Выйди книга десятью годами раньше — и ее влияние наверняка сказалось бы на исследованиях и интересах отечественной культуры ХХ века. Но увы — "Садам и паркам" был отпущен один дореволюционный год, после которого немногие сохранные экземпляры были обречены на заточение в библиотеках и антикварных магазинах.

Нынешнее массовое (тираж 5000) появление книги, хотя и без указания даты ее написания и подлинного названия, станет событием. Это точка отсчета для создания современной истории садового искусства, ее российской версии. Как говорит герой повести Вольтера "Кандид" в старинном переводе, надобно одобрять свой сад!


Новый Мир искусства 5/2007. С. 73-74
© Б.М. Соколов. 2007 г.