Андрей Болотов. Жизнь и приключения... 3. [Богородицк]

Богородицк

Кроме сего, имел я немалый кусок работы по единой уже своей прихоти. Как при доме управительском не было нигде ни малейшего садика, а мне, по охоте своей к садам, без него было крайне скучно, то не успела вскрыться весна, как принялся я тотчас за основание и насаждение себе небольшого, однако нарочитого пространства, за двором своим садика. По господствующему тогда еще везде вкусу, сделал я и сей регулярным и, разбив по рисунку, самим мною прожектированному, ибо сделанный по предложению моему архитекторским нашим помощником ни к чему не годился, и я принужден был сам приняться за циркуль и линейку, а потом за веревки, колья и шнуры, и мне удалось основать и тут хотя небольшой, но такой садик, который все хвалили и который доставлял мне во все время пребывания моего в Богородицке бесчисленное множество минут и часов приятных и веселых, и для меня был всегда утешнее и веселее самого большого сделанного мною потом там сада. Итак, между прочими работами, занимался я и сим садом, и как в работниках не имел я недостатка и мог столько их нарядить, сколько хотел, то и успел в немногие дни не только засадить его весь, но и все в нем привесть в такой порядок, что все не могли довольно надивиться, как /662/ я успел в такое короткое время и так многое сделать; но я и трудился над ним довольно. /663/ Т. 3 стлб. 662-663.

Препроводив всю Святую неделю довольно весело, с начавшеюся около сего времени весною принялся я за разные свойственные сему годовому времени надворные работы и упражнения. И как кроме маленького моего садика никаких других еще не было, то копался я как червь в оном, садил и сеял в нем /773/ все нужное, а особливо привезенные из Москвы семена разных иностранных трав, для опыта. Потом принялся за лесок, находившийся у нас подле магазина и бывший до сего в крайнем небрежении. Сей, по недостатку садов, хотелось мне превратить в увеселительное гульбище, разрубив оный в прошпекты и многие прямые и перекрестные косые аллеи, проводя оные так, чтоб в конце оных открывалися вдали какие-нибудь знаменитые предметы, а особливо дворец с его башнею, также соборная наша церковь. Который лесок, будучи наитщательнейшим образом с сего времени сохраняем в целости, в немногие годы и разросся так, что сделался прекрасным и таким гульбищем, в которое стоило возить гостей и проезжих для показу и доставления им удовольствия. /774/ Т. 3 стлб. 773-774.

Итак, пo сделании всего, что нужно было в садах и других местах, прилепился я мыслями в особливости к тому, нарочитого пространства, лесочку, который находился у нас подле каменного большого волостного хлебного магазина, самого того, который нашел я в первые годы пребывания моего в Богородицке в совершенном пренебрежении. Оный с нужных сторон огородил, заказал и сберегал с возможнейшим попечением. Как лес, содержавший в себе десятин до двадцати и более, к сему времени нарочито уже возрос, сгустился и составлял уже лесок довольно высокий, лежал же ввиду и не очень далеко от дворца, на прекраснейшем и таком месте, что из него виден был и весь наш город, и все наше село со всеми его знаменитейшими зданиями, и весь длинный и обширный пруд, отделяющий город от села нашего, и всю cию рощу кругом /1094/ обливающий, то, почитая оный наиудобнейшим к превращению в английский парк или к составлению из него увеселительного и такого леса, в котором можно было ездить для гулянья и cиe с удовольствием в оном предпринимать, начал обрабатывать в мыслях, как бы cиe наилучше сделать. И сняв с него план, прожектировал, как и где чему быть. И не успел настать май месяц и оный одеться, как и принялся за него с особою прилежностью. Я прорубил в нем, в добавок к прежним, множество новых прямых и косых аллей, располагая оные так, чтоб они всегда открывали в конце своем какой-нибудь знаменитый предел, и в конце одной виден бы был только один дворец, в другой — одна только пышная наша башня с колокольней, третьей—наша церковь с прекрасным ее большим зеленым куполом, а иная бы открывала в конце своем гору, пруд или виды в самую даль. И все сии аллеи сделал так широкими и уравнял в них землю таким образом, чтоб с удобностью можно было ездить по ним в линейках и даже в каретах самых. А сим не удовольствуя, прорубил и во внутренности густых куреней множество извивающихся и способных для гулянья дорожек, выводя все оные либо на какие-нибудь посреди леса красивые площади, либо на сделанные внутри куреней разнообразные полянки, снабженные для отдыхания дерновыми сиделками и прочими, тому подобными, украшениями. И во всем том с толиким усердием и прилежностью трудился, что сей парк мой поспел к Троицыну дню уже к гулянью, и я мог уже всех наших городских приятелей пригласить в оный для завивания венков или первого вешнего гулянья, и не только удивил всех их скорым превращением клочка сего в прекрасное гульбище, но и доставил всем им превеликое удовольcтвиe. /1095/ Т. 3 стлб. 1094-1095.

В-третьих, был у нас с ним /с наместником (1) – А.В./ разговор о саде. «Как бы, Андрей Тимофеевич, - сказал он мне однажды, рассматривая составленный план мой /1119/ сей усадьбы, - и нельзя ли как бы нибудь сделать нам вот тут, подле дворца, садик? Ты охотник до садов, итак, не можно ли смастерить какой-нибудь английский садик?» — «Очень хорошо, ваше превосходительство, - сказал я, - с удовольствием готов желание ваше в сем отношении выполнить, и сколько моего уменья есть, употребить все оное к тому. Но к сему нужны будут рабочие люди». — «О! что касается до сего, - подхватил он, - то берите сколько хотите к тому нужных людей и подвод из крестьян по наряду; особенно употребляйте к тому в чем-нибудь провинившихся; а сверх того, подумайте, нельзя ли нам из каких-нибудь обнищавших и одиноких крестьян набрать десятка два и составить из них некоторый род дворовых людей, на казенном содержании, которых бы вам можно было употреблять ежедневно на таковые работы». — «И это очень хорошо, - сказал я, - но нужно бы мне еще иметь и какого-нибудь садовничишка, который бы, по крайней мере, производил то в действо, что я назначать буду» .— «И сим, - подхватил наместник, - постараюсь я вас снабдить». /1120/ Т. 3 стлб. 1119-1120.

Впрочем, занимался я в cиe время, а особливо пред наступлением весны, чтением новокупленных книг, а особливо садовых г. Гиршфельда, которые так меня собою очаровали, что я, начавши оные читать, не выпустил их почти из рук, покуда не прочел всех оных. И особливого замечания достойно, что самые сии книги и преобразили совсем мои виды относительно до садов. И как до сего времени привержен я был к системе Ленотровой и любил сады регулярные, так, напротив того, в cиe время их совсем разлюбил и получил вкус в садах новых, названных садами иррегулярными, натуральными, ибо английскими сады сего рода грешно было называть. И г. Гиршфельд умел так меня ими прельстить, что я с того времени дышал почти желанием видеть сад, по сим правилам расположенный. А как желание нашего наместника, чтоб завести садик подле дворца богородицкого, было к тому очень кстати и предлагало мне наиудобнейший к практикованию себя в сем совсем новом искусстве случай, то и решился я сад сей основать и расположить не инако, как в сем новом вкусе. А потому и стал с превеличайшею уже нетерпеливостию дожидаться наступления весны, чтоб тотчас сим делом заняться. Но и до того еще времени образовал многие части оного в своем воображении и располагал в мыслях, где бы что наиудобнее было сделать.
Итак, не успела весна вскрыться, а мы отпраздновать свою Святую неделю, случившуюся в сем году в начале апреля, как и приступил я к сему важнейшему и многодальнейшему труду во все мое пребывание в Богородицке. Мое первое дело было обегать все обнажившиеся от снега высокие и беспорядочнейшие берега и горы, прикосновенные с нашей стороны к большому пред дворцом находящемуся пруду. И на всяком месте останавливался смотреть и /1137/ соображаться с мыслями о том, к чему бы которое место было способнее и где бы произвесть мне водяные, где лесные, где луговые украшения, где обделать, сообразно с новым видом, бугры и горы, где произвесть каменные осыпи, где проложить широкие, удобные для езды, и где узкие, назначаемые для одного только хода, дороги и дорожки, где смастерить разных родов мосточки, и потом где б со временем произвести и разные садовые здания и отдыхалинцы, и прочее тому подобное. Все cиe, бегая и ходя несколько дней сряду по всем сим неровным местам, не только я придумывал, но в мыслях своих изображал их уже в том виде, какой должны они получить по отделке и разросшись. И не успевала какая отменная мысль родиться в моем воображении, как спешил уже я изображать ее на бумаге не планами и не обыкновенными садовыми чертежами, а ландшафтами и теми разнообразными садовыми сценами, какие должны были впредь иметь и в самой натуре свое существование. Сообразившись сим образом с мыслями, поделав в воображении своем целые сотни разных затеев и набив всю голову свою множеством разнообразных сцен и будущих видов, приступил я к производству их в самое действие. И как скоро земля сколько-нибудь обсохла и можно было уже работать, то, учинив наряд с волости множества работных людей без лошадей и с лошадьми и назначив саженью места, где чему быть, велел я кому сравнивать и раскапывать места, бугры и горы, кому рыть углубления для водоемов, кому обнажать и обрывать горы с новооткрытыми и прекрасными марморными песками, кому делать набережные, кому срывать косогорье и проводить дороги, кому возить деревья из лесу, кому возить каменья для обделки иных мест, кому садить и поливать оные. И между тем, как все cиe и прочее, тому подобное, по указанию и наставлению моему производимо было садов- /1138/ никами и солдатами, служившими приставами над работниками, сам я наиболее занимался важнейшими и такими делами, которые никто, кроме меня, не мог производить в действо.
К сим относился, во-первых, наиглавнейший наш славный водовод, который вздумал и отважился я сделать, ибо так хотелось мне неотменно произвести в саду сем и разные водяные украшения, которые, как известно, наиболее их собою украшать могут, горы же и бугры, назначаемые под сей сад, были совсем сухие, и не было ни капли воды, то другого не оставалось, как провести воду в него из какого-нибудь другого места, и в таком возвышении, чтоб можно было произвести в нем не только разнообразные большиe и маленькие водоемы, но и водостоки с шумком, ими производимым. Итак, принужден я был везде способную к тому живую и всегда текущую воду отыскивать. Но так случилось, что таковую не мог я нигде в близости отыскать. А хотя и нашел источник, вытекающий из горы и, по величине своей, довольно к тому достаточный, но находящийся без мала за две версты от сада вверх по пруду и отделенный от сада не только буграми и горами, но и двумя превеликими вершинами. Которое обстоятельство делало почти проведение сей воды в сад совсем почти невозможным, или, по крайней мере, соединенное с превеликими затруднениями. Но как сего мне непременно захотелось, то, подумав и погадав хорошенько, как бы cиe дело сделать, не устрашился я никаких трудов и предвидимых препятствий, а решился на то отважиться, учинить, по крайней мере, тем опыт.
Но как прежде приступления к сему отважному и необыкновенному делу надлежало наперед узнать, довольно ли помянутая найденная вытекающая в полугоре вода возвышенна, и не слишком ли низко придется в случае проведения ее в него водоводом (a cиe не инако можно было узнать, как чрез /1139/ точнейшее проватерпашенье возвышения того места от поверхности пруда и соразмерное проватерпашенье и в саду от той же поверхности пруда), то не успел я сего сделать, как явилось новое затруднение, озаботившее меня до чрезвычайности. Оказалось, что вода хотя и могла войтить в сад, но далеко не в таком возвышении, в каком мне хотелось, а гораздо ниже, и в таком положении, что не стоило почти предпринимать для приведения оной из такой отдаленности столь многих трудов, сколько нужно было их употребить при делании водовода. Сверх того, случившаяся в одном месте крутизна берега и горы никак не была способна к проведению чрез ее воды. Словом, затруднениe cиe было столь велико, что я едва было не принужден был расстаться с своим наилучшим из всех замыслов и прожектов, и находился в превеликом о том недоумении.
Наконец, родилась во мне мысль и желание испытать, не возможно ли источник сей воды каким-нибудь образом повысить и поднять так, чтоб он вытекал из горы аршина четыре выше прежнего. Не успел я сего вздумать, как в тот же миг поскакал туда на дрожках, стал новое cиe предприятие обдумывать прилежнее и вымышлять к тому наиудобнейшие средства. Несколько часов не соглашался я сам с собою, поелику дело cиe было совсем необыкновенное. Наконец, остановился при одной мысли и средстве и решился испытать оное. Но первые опыты мои были совсем неудачны, и неудача cия опять чуть было меня не остановила. Но наконец получил внезапно еще новую мысль, положил произвести и ее в действо, и, не взирая на все, сколь много трудов и работы к тому ни требовалось, тотчас и приступил к тому. И, к неописанному удовольствию, достиг наконец до желаемого и открыл тот новый способ возвышения ключевой воды чрез засыпание оной песком, который описан был потом мною в моем /1140/ «Магазине», и при помощи которого действительно удалось мне поднять помянутую воду более четырех аршин в высоту и произвести искусством водяной ключ, подобный во всем натуральному.
Преоборов cиe наиважнейшее затруднение, стал я помышлять о сделании замышляемого водовода, который хотелось мне сделать наипростейшим и таким образом, чтоб он казне не стоил ни полушки. Но не успел я его начать и повести воду по ватерпасу маленьким и узеньким ручейком, проводимым в полугоре по косогору, как повстречалось со мною новое затруднение, чуть было опять не остановившее все дело. Оказалась в косогорах сих земля столь рыхлая, что вода в ручейке никак не могла держаться, но почти вся тотчас уходила в недры оной, и сделался опять вопрос, как быть и чем пособить сему новому затруднению. По особливому счастию, была мною около самого сего времени и в самой близости от сего места открыта особого рода синяя и такая глина, которую можно было чекмарями разбивать в самые тонкие, но при всем том очень плотные и к пропущению сквозь себя воды никак не способные пласты, наподобие листов свинцовых. Итак, не долго думая, положил я плотностию и особливою вязкостью сей глины воспользоваться. И, приказав набить из ней поболее пластов, дно и бока моего водоводного ручейка ею выстлал и, сплотивши их хорошенько между собою, усыпал сверху песком. А cиe и удержало воду и помогло мне водовод свой довести до желаемого совершенства. Но скоро повстречавшиеся с ним помянутые две большие и глубокие вершины заставили меня опять думать о том, как бы мне водовод свой перевести чрез оные. Сперва думал я учинить то при помощи жолубов. Но как показалось мне cиe слишком за- /1141/ труднительным, поелику надлежало делать к тому многие жолуба и высокие под них сограждения, то, при размышлении о сем предмете, родилась во мне опять новая и удачная мысль. А именно: чтобы, не делая сих жолубов и сограждений, продолжать идтить с ватерпасом и вести свой водовод вдоль вершин вверх и продолжать идтить по обочине оных до тех пор, покуда водовод сам собою перейдет чрез дно вершины, и где нужно было только перепустить ее чрез ров одним только небольшим жолубком, а потом, таким же образом, идтить и по другому берегу вершины назад и так продолжать далее. A cиe совсем новое и необыкновенное средство, к неописанному моему удовольствию, и удалось мне совершенно по желанию и помогло мне наконец довесть воду до самого дна и в таком возвышении в полугоре, что я мог воспользоваться ею и наделать множество в нем водяных украшений, а особливо прекрасных водостоков. Но признаться надобно, что все cиe стоило многих трудов и работ, ибо во многих местах, для удобнейшего проведения моего водовода, принуждены мы были много раскапывать слишком крутых косогоров и делать в полугоре широкие уступы, но которые после послужили мне к сделанию новых для сада сего и отменных украшений и спокойных дорог для езды и гулянья.
Другое и также весьма важное дело, требовавшее таким же образом собственного моего распоряжения, относилось до помянутой крутой и высокой горы с мраморными открытыми песками. Гора cия, или паче крутой, утесистый и высокий берег пруда находился в самой близости дворца, наверху горы стоявшего. И не успели работные люди обнажить весь твердый песчаный материк оной и срыть с него всю землю и прочую дрянь, как я ахнул даже от удивления, увидев, что скрывалася тут /1142/ под землею совершенная и такая редкость, какой едва ли где в ином месте на свете отыскать было можно. Грунт, или паче пик, сей горы, составленный из одной огромной штуки, был хотя весь чисто песчаный, но песок соединен был натурою так плотно и крепко, что никак не сыпался, а можно было его пилить пилою и рубить топором, наподобие самого мягкого камня. А сверх того оказался не везде одинакого цвета. Но натура произвела в сем месте с ним сущую игру и испестрила его столь разноцветными и разнообразными жилами, полосками, крапинками и пятнами, что недоставало понятия человеческого к постижению, как все это могло сделаться. В одних и множайших местах были жилочки, как кровь, или как кармин, красные по белому грунту; в другом были они розовые, инде пурпуровые, инде зеленоватые, в других местах разных желтых и кофейных колеров и расположены между собою столь удивительно, что не можно было довольно тем никогда надивиться и красотою их налюбоваться.
Не успел я все cиe увидеть, как воспламенилось во мне желание произвесть из сей горы новое и необыкновенное также дело, и не только просечь во внутрь ея некоторый род светлых и просторных, и удобных для ходьбы пещер, произведя cиe в наилучшем и прекраснейшем слое оных, но и всю наружность сей горы и ограду обделать так, чтоб она представляла собою некоторый род пышной и величественной развалины некакого подземельного здания, со входами в нее по крыльцам, с ступенями и остатками изломавшихся колонн, части карниза и с несколькими дверьми и окнами. И все cиe произвел я почти собственным своим трудом, или, по крайней мере, ежеминутным указанием каменщикам, как все делать и из песку выпиливать и вырубать. Словом, мне и тут удалось произвесть почти сущее чудо или, по меньшей мере, такую редкость, которую впоследствии /1143/ времени все бывавшие в саду им не могли довольно надивиться, и какой ни в каком ином саду не находилось. Сами иностранные путешественники признавались, что они нигде подобного сему не видывали.
Между тем как все cиe мною производимо было, продолжалась у нас садка дерев и обработка прочих мест. И как в обыкновенное для садки весеннее время далеко не успели мы всех нужных лесочков и дерев насадить, то, желая скорее дать саду моему образование и вид, отважился я на третье и столь же достопамятное предприятие, а именно: чтоб садить деревья, совсем уже развернувшиеся и одевшиеся совершенно своим листом. И, к неописанному удовольствию моему, получил я в том успех вожделенный и превзошедший все мое чаяние и ожидание. Все посаженные сим образом деревья, будучи прилежно поливаемы, не только не засохли, но продолжали себе по-прежнему расти. Чрез то имел я удовольствие в течение одной весны видеть сад сей в таком уже состоянии и наполненный толь многими рощицами и лесочками и украшенный столь многими разных родов украшениями, что и лучшим аглицким садовникам не можно было никак произвесть все cиe в столь короткое время и, что всего лучше, без всякого казне ущерба, или с издержками, ничего совсем не значущими. /.../

Письмо 217-е.
Любезный приятель! В помянутых садовых работах препроводил я всю весну и занимался ими с толикою прилежностью, что во все cиe время ничего почти другого не делал, да и делать /1144/ было некогда, ибо как при оных работах, производимых множеством людей и в местах разных и друг от друга отдаленных, необходимо требовалось ежеминутное почти мое указывание и распоряжение, и я принужден был всюду и всюду ездить и ходить, а иногда даже для поспешения бегать, то и занимали они меня всякий день с утра до вечера, так что, по пословице говоря, одна заря меня выгоняла из дому, а другая вгоняла, да и в самом деле я прихаживал или приезжал домой только что обедать. Но как труды, хлопоты и заботы мои были тогда ни многочисленны, но не могу сказать, чтоб были они мне отяготительны; причиною тому было то, что я все оные труды поднимал не поневоле и не по принуждению какому, а самопроизвольно и более для удовлетворения собственно своей охоты и склонности, а потому они не только облегчались, но и услаждались ежечасным удовольствием, чувствуемым при отделке всякой частички или при выдумывании чего-нибудь еще нового и производства того в действо. /1145/ /.../
Всеми сими делами и работами наиболее я для того поспешал, что в cиe лето дожидались мы приезда к нам самого наместника, который в cиe лето вознамерился все города Тульской губернии объездить и осмотреть. Итак, мне хотелось сколько-нибудь поболее в саду к приезду его сделать, и тем ему доказать, сколь старателен я к выполнению его желаний. И как приезда его ожидали мы в конце июня, то и ceй весь месяц занимался я теми же в саду работами. И чем ближе приближалось время его к нам приезда, тем более усугублял я свои старания и успел к сему времени не только помянутый свой водовод привесть к окончанию, но смастерить еще и другой из /1146/ ближней вершины, перехватив в ней воду в соседнем небольшом источнике И довесть сию воду почти к самому дворцу, и в таком возвышении, что можно мне было пред самым оным и наверху самой сей горы сделать водоемы и украсить ими ближайшие места к дому. Кроме сего, достопамятно, что пред самым почти приездом наместника в Тулу, получил я первую мысль о делании в садах тех нового рода обманных украшений, которые впоследствии времени сделались столь знаменитыми и привлекли на себя внимание и даже приятное удивление многих знаменитых особ, и каковыми, сделанными у себя после в деревне, и поныне я еще утешаюсь.
Ожидаемый приезд наместника в Тулу и не замедлился. Он приехал туда около половины июня и тотчас меня к себе вытребовал. Итак, ездил я к нему и возил некоторые планы и бумаги с донесениями по волостным делам, и он опять принял меня очень хорошо и был исполнением его приказаниев очень доволен, а особливо приятно было ему, что и саду учинено было уже успешное начало. Хотя я ему об нем и вскользь только сказывал, а о лучших с умысла умолчал, дабы тем более его удивить по приезде. В сей раз он продержал меня в Туле не долго, но, переговорив обо всем со мною и дав некоторые новые приказания, отпустил меня, сказав, что в конце сего месяца, дней чрез десять, приедет он и сам к нам, и чтоб я его к тому времени к себе дожидался.
Все cиe побудило меня еще и более в cиe достальное время до его приезда потрудиться, и как мне в особливости хотелось удивить его своею новою выдумкою, о которой я ему еще ничего не сказывал, то тотчас, по возвращении своем в Богородицк, и принялся я за произведение в действо своей выдумки, которая состояла в следующем.
Неподалеку от того места, где поднимал я ключ и откуда повел я свой /1147/ главный водовод, находились в высоком береге пруда одна крутая и почти в утесе осыпь, простирающаяся в длину сажень на двадцать. Из сей осыпи вздумалось мне сделать особенную штуку и такое обманное украшение, какого нигде еще до того делано не было, а именно: мне хотелось нарисовать на ней в проспективическом виде некоторый род развалины или часть старинного какого-нибудь монастыря и назади с башенками и вблизи воротами, и кой-где в каменных стенах окошками. И как осыпь сия находилась версты за полторы от дворца и была вся очень видна за прудом с большой тульской дороги, то избрал я для нарисования оной один пункт на самой сей большой дороге, и из оного и изобразил картину cию в проспективическом виде и в такой величине, чтоб она могла здесь всякого проезжающего большою дорогою и въехавшего на сей пункт обманывать и заставить почитать cиe действительно старинным каким-нибудь разрушающимся зданием. Но каким образом картину cию из-за пруда и расстоянием сажень на сто или более нарисовать — к тому потребна была особая выдумка. Однако я скоро догадался, как это сделать: я велел навозить туда белых драниц и узкого кровельного теса и, уложив ими, по примеру позднему, вместо карандаша, все черты, долженствующие означать вороты, стену, видимые за нею верхи зданий и башенки, поехал сам за пруд и, став на избранном на дороге пункте, смотрел на изображенный драницами рисунок, и где надобно было их поправить и положить либо прямее, либо косее, либо в которую-нибудь сторону отнесть, оттуда, крича в сделанную на скорости из политуры трубу, приказывал находящимся тут за прудом людям, как надобно исправлять и перекладывать, и уравнявши все по желанию, поехал опять сам туда и велел по сим драницам землю срывать и оную где белыми песками, где желтыми, где известью усы- /1148/ пать; а назначенные кровли для означения, будто они черепичные, укладывать сплошь кирпичным щебнем; вороты же и окошки усыпать угольями. Словом, я смастерил cиe новое дело так удачно и хорошо, что, окончивши оное и поехав за пруд на дорогу на фигуру свою взглянуть, вспрыгался почти сам от радости и удовольствия, увидев, что она так натурально походила на настоящее здание, как нельзя было лучше, и обманывала зрение наисовершеннейшим образом.
На все cиe употреблено было не более трех дней работы нескольким людям, а кошту ни малейшего она ни стоила. Мы не успели ее кончить, как и получили известие, что наместник нayтpеe из Тулы отправится. Итак, намерение мое было сею нововыдуманною штукою сделать ему первый сюрприз и ею его, так сказать встретить, то, желая видеть, какое она произведет действие, выехал я к нему за несколько верст навстречу.
Наместник не успел меня увидать стоящего в лесу на дороге и его дожидающегося, как велел тотчас остановиться карете и, приняв от меня подаваемый репорт, с особливою благосклонностию пригласил к себе сесть в карету, в которой, по счастию, случилось одно порожнее место, ибо он ехал только сам третей с губернским землемером и еще одним чиновником. Легко можно заключить, что я с удовольствием принял cиe предложение и, вступив тотчас с наместником в разговоры, с крайнею нетерпеливостию дожидался, покуда мы подъедем к тому пункту на дороге, которого все мое обманное здание в наилучшем своем виде представлялось зрителю, и боялся неведомо как, чтоб карета не проскакала мимо и не допустила наместника взглянуть на предмет сей. Но, по счастию, велел он, как нарочно, карете тише ехать, дабы тем удобнее можно было ему полюбоваться на все окрестности, за прудом находящиеся; но со всем тем упустил бы он мою фигуру из примечания, если бы, по особливому счастию, не вздумалось взглянуть /1149/ на сиe место бывшему с ним губернскому землемеру. Сей не успел фальшивое здание мое увидать, как, в полной мере обманувшись и сочтя его действительным старинным зданием, перекрестился и воскликнул: «Как же это я сего старинного здания не видал, кажется не один раз и бывал в здешних местах и все замечал и описывал; а это как-то мне на глаза не попалось!» Cиe в тот же момент побудило взглянуть на него и наместника. Сей также, поразившись неожидаемостью сего зрелища и хотя его поболе рассмотреть, закричал, чтоб карета остановилась, и также сказал: «Не только, судырь, вы, но и мне не случилось его никогда заприметить»; и, обратясь ко мне, спросил: «Что это за здание, Андрей Тимофеевич, и как же это мы его не видали?». Г-н Давыдов (2) подтверждал тоже и также только дивился. Тогда я, смеючись, отвечал: «Вашему превосходительству да и никак не можно было этого и видеть, потому что это здание дни за три до сего совсем еще не существовало и в одну почти ночь воздвигнуто какими-то духами для доставления вашему превосходительству приятной минуты при воззрении на оную, при вашем сюда прибытии». — «И, шутишь! - воскликнул наместник, сиe услышав, - нет, право, Андрей Тимофеевич, скажите, что это за здание?» — «Признаться надобно, ваше превосходительство, - сказал я на сиe, - что оно обманное и там нимало не существующее, и стоившее только двух дней работы, и сделано только для прибытия вашего». — «Помилуй, - воскликнул удивившийся еще более наместник, - это что-то мудреное и невиданное, да как это и каким это образом, и из чего ты это сделал?» — «Совсем из ничего, ваше превосходительство, - сказал я, - все это здание не стоит ни полушки, и все состояло только в том, что я велел на крутом этом береге пруда усыпать кое-чем землю, где известью, где песком, где угольем, где делал кирпичным щебнем». — «Не /1150/ в правду ли, - воскликнул опять наместник, - и там подлинно ничего построенного нет!» — «Точно так, ваше превосходительство». — «Но как это так хорошо обманывает зрение, и какая прекрасная выдумка! Нарочно пойду туда смотреть, как это так хорошо смастерено и сделано!» — «О, ваше превосходительство, там не найдете вы ничего зрения достойного, а сущий только вздор, ни на что не похожий. В лучшем виде оно с сего места только представляется зрению». — «Ну, Андрей Тимофеевич, -сказал на cиe наместник, - этот для меня сюрприз отменно мне приятен, и я вас очень благодарю за cие доставленное мне удовольствие. Эта штука достойна подражания, и как это тебе вздумалось?» — «Как-нибудь, ваше превосходительство, - сказал я, - и желание вам угодить было моим наставником».
Легко можно заключить, что удовольствие мое в те минуты было чрезвычайное. Мы проговорили о сем во все достальное наше путешествие, и я должен был рассказывать наместнику, каким и каким образом я cие делал, и все не могли довольно расхвалить cию мою новую выдумку. Но я ласкался надеждою, что удивлю их все еще больше своим садом и прочими вещами.
Как сей приезд наместника к нам был еще первый по получении волостей наших в свое начальство, то расположился он квартировать в сей раз не у знакомых, а уже у нас в самом дворце, где все для принятия его было и приготовлено. Тут не ycпел он в него войтить, как, взглянув из него на построившийся уже совсем город, поразился опять приятным yдивлeниeм, увидев, что все главные улицы стекались к нему, как к средоточию, и принужден был опять воскликнуть: «Ах как это хорошо вздумано!» И, обратясь опять ко мне, сказал: «Мне, судырь, сказывал Матвей Васильевич (3), что и это была ваша мысль и весь план города делан вами, и мы вас за cиe благода- /1151/ рим». На cиe не оставалось мне иным ответствовать, как низким поклоном.
Отдохнувши несколько минут и поговорив с собравшимися к нам нашими городскими чиновниками и напившись горячего, сказал мне: «Как бы, Андрей Тимофеевич, походить бы нам с вами; кажется еще довольно рано и не скоро наступит вечер, и мы успеем еще кой-где побывать». — «Очень хорошо, ваше превосходительство», - сказал я. «Ну поведите ж меня, судырь, куда прикажете». — «Вам не угодно ли в сад?» Наместник улыбнулся при сем слове, думая бессомненно, что в нем ничего еще зрения достойного нет, и сказал: «Ну, хоть в сад, то есть в будущий! Но, по крайней мере, посмотрим, какое начинаете вы делать ему расположение. Я вижу, судырь, что у вас вот пред домом уже поразровнено и сделан порядочный сход и площадка», - и сказав cиe, взял шляпу и трость и пошел. Тут, сводя его с большого дерновного, приделанного к дому, крыльцу, повел я его не вниз, а вправо по ребру горы, и нарочно по таким местам, где ничего еще почти сделано не было, дабы худшее показать ему наперед, а лучшее — после. И в некоторое предварение ему сказал: «Извините меня, ваше превосходительство, что не успел я еще сделать. Время было слишком коротко, и много здесь было работы на всем этом месте и (показывая ему весь обширный лес, вправо от дороги находящийся) за год до сего занято было кой-каким скаредным мелким строением, сидела тут целая слобода церковная, и как она за год до сего вся до основания сгорела, то не осталось тут ни одного деревца и ни одного прутика. Было одно только пожарище и ямы, печные остатки и другие неровности, и все их надобно было разравнивать и зарывать, и тем занимать немало время».
Между сими словами дошли мы до первых моих древесных насаждений на горе по большой подле здания дороге, проложенной между ими и усыпанной /1152/ песком. И наместник не успел увидать сии лесочки или древесную часть кулиги, как, обратясь ко мне, сказал: «Как же, судырь, вы говорили, что не осталось на всем этом месте ни одного деревца и кусточка от пожара, ну, а это что ж за лесочки?» — «Конечно не осталось, ваше превосходительство, и не было на всей гopе этой ни одного прутика, и никакой воды и ни одного камешка; а все, что ваше превосходительство изволите видеть, сделано нынешнею весною и летом». — «Как это, - остановившись и удивившись, он спросил; - неужели все эти лесочки и деревья насажены и так хорошо принялись, что я истинно подумал, что они давно уже тут растут?». — «Точно так, ваше превосходительство, сколько мог успеть, то посадил я их весною, но как время собственно весною садить очень коротко и места были еще не разровнены и не приготовлены, то, желая доставить вашему превосходительству сколько-нибудь более удовольствия, садил я их по большей части уже в самое лето, и как они уже озеленели совершенно». — «Я благодарю за cиe, - сказал, усмехнувшись, наместник, - только жаль, что труды сии пропадут и они засохнут все до единого». — «А я осмеливаюсь, - подхватил я, - в противном ваше превосходительство уверить, и того, чтобы было так, я никак не ожидаю; небольшой мною сделанный опыт в прошлом году доказал, что садить их сим образом с малым листом можно, и что они не только не засыхают, но продолжают по-прежнему расти, а потому и отважился я и все cии произвести насаждения и они у меня удались по желанию. Извольте сами, ваше превосходительство, видеть, что ни одно из них не засохло, а все подросли как были в лесу, хотя уже тому несколько недель прошло, как они посажены». Cиe еще более его удивило. «Ну, судырь, - сказал он, - и это я вижу еще впервые и опыт ваш достоин похвалы и замечания; но, помилуй, неужели и вот эти /1153/ высокие уже и прекрасные березовые рощицы, которые я там вижу, посажены также недавно?» — «Точно так, ваше превосходительство, в начале сего еще месяца». — «Ну, этому бы я уже никак не поверил. Право, прекрасно! И какое множество успели вы уже насадить! Какиe прекрасные лесочки, какие рощицы, какие кусточки и с каким хорошим вкусом все вы расположили повсюду. Признаюсь, судырь, что идучи сюда, я никак этого не ожидал, а думал найти пустые только места и дерева, едва развертывающиеся, а напротив, вижу оные готовые уже и такими, под которыми уже с удовольствием гулять можно. Это для меня также сюрприз, и очень приятный, и я вам весьма благодарен за cиe».
В самое cиe время подошли мы к одному ручейку с сделанным чрез него прекрасным мосточком, а понедалеку от него к одному водостоку, производящему собою приятный шумочек. Cиe враз наместника остановило и побудило, обратясь к последовавшим за ним многим только что приехавшим к нам чиновникам, сказать: «Посмотрите, государи мои, не только целые лесочки у него тут в один момент выросли, но какие поделал везде мосточки, какие ручейки и шумочки стекающих вод и какие прудочки, и все это в такое короткое время». При сих словах подхватил я и ему сказал: «Вот и вода сама, которой ваше превосходительство изволили видеть, не было здесь ни единой капли». — «Да откуда вы ее взяли?» - спросил с поспешностью меня паки удивившийся наместник. «Откуда, помогая нужде своей, уже привел ваше превосходительство, - сказал я, - а мне хотелось оживить сад сими шумочками и поукрасить водами, и так принужден был придумывать к тому способ». - «Это очень хорошо, - сказал наместник, - но помилуй, неужели и этот ручей не натуральный, а сделанный?» — «Точно так, ваше превосходительство, и текущий издалека». — «А откуда же?» /1154/ — «Да вот из самого того места, где ваше превосходительство изволили любоваться обманным зданием». — «Неужели вправду оттуда?» — «Точно так, ибо нигде, кроме того места, не мог я отыскать нужный для воды источник». — «Но как же это вы оттуда ее провели?» — «Маленьким ничего не значущим и ничего не стоющим водоводцем, и мне, по счастию, удалось его поднять». — «Но чрез вершины же как вы ее перевели? Я заметил тут две превеликие вершины». — «Перевел как-нибудь и чрез них, ваше превосходительство, и также самым простым и безубыточным способом, и мне стало то одной только небольшой выдумки». — «Но все эти выдумки у вас очень хороши», - сказал наместник. — «Нужда чего не делает, ваше превосходительство, но мне не столько сей водовод наводил затруднения, как самый ключ, из которого я его повел. Случился он в гoре очень низко, но мне хотелось, чтоб он был выше, и вода могла бы проведена быть к сему месту, а не ниже, чтоб мне можно было воспользоваться для сделания сего в полугоре водоема и сих водостоков, и так, помогая своей нужде, принужден я был подниматься на хитрости и придумать средство, как бы его поднять аршина на четыре выше». — «Что ж и удалось вам это?» — «Удалось, ваше превосходительство». — «Ну, судырь, любопытен бы я был видеть, как вы cиe сделали, но жаль, что уже поздненько мне туда идти, а завтра нарочно туда пойду». — «Очень хорошо, ваше превосходительство, а между тем, не изволите [ли] сюда вниз, а потом на гору и посмотреть достальное, что сделано». — «Хорошо, хорошо, судырь, - сказал наместник, - ведите меня, куда хотите, с превеликим любопытством хочу все видеть».
В самое cиe время увидел я, что некоторые из господ тульских, приехавшие с наместником, между тем как мы с наместником разговаривали, взбежали на самый верх, находя- /1155/ щийся недалеко от сего места, [на] большую дерновую улитку, и взобравшись на самый верх, кричали наместнику: «Извольте посмотреть, ваше превосходительство, какая у него сделана здесь прекрасная штука». Cиe побудило наместника взглянуть в сию сторону и спросить у меня: «Это что такое?» — «Безделка, - сказал я, - и игрушка самая: некуда мне было девать выкапываемую из сего водоема землю, так я велел сыпать ее в кучу, которую и обделал под образ улитки, как изволите видеть». — «И это хорошо, - сказал наместник, - и изволь смотреть, у него изо всего делается дело». - «Но это не все, ваше превосходительство, с улиткой сей можно еще и сюрприз сделать. Не угодно ли, ваше превосходительство, посмеяться? Можно сделать, что она в один миг обольется кругом водою и господам оттуда чрез нее и перейтить будет невозможно».— «Неужто это можно?» — «Я, пожалуй, покажу».—«Я очень, очень любопытен это видеть».
Тогда мигнул я моему садовнику, дожидавшемуся о том уже моего приказания, и он вдруг отворил маленький шлюз, сделанный у небольшого в полугоре водоема, и тогда вся вода из него бросилась в оный с превеликим шумом и, облив в один миг всю улитку, наполнила сделанное нарочно для сего и дерном устланное кругом улитки, хотя не очень глубокое, но столь широкое углубление, что через оное перескочить было не можно. Не могу изобразить, как неожиданность сия увеселила наместника и перетревожила всех, бывших на улитке. Cии, увидев ревущую с горы воду, и притом их обливающую кругом, возмечтали себе неведомо что и ну-ка скорее от улитки бежать, чтоб успеть уйтить от воды; но как ни спешили, а вода облегла уже вокруг и составила широкий водяной ров вокруг оной, то никак сим беднякам ни перейтить, ни перескочить было не можно. А наместник, увидев то, до слез почти смеялся и кричал: /1156/ «Ну, ну, господа, пожалуйте сюда к нам! - и потом, обратясь ко мне, сказал, - ну, Андрей Тимофеевич, спасибо за выдумку, и это право хорошо. Однако надобно ж им как-нибудь и помочь». — «Это мы тотчас и сделаем», - сказал я. Я мигнул опять и тотчас проявилась широкая доска, переложили ее через cию воду, и господа могли все по оной перейтить.
Тогда все начали хохотать и, удивляясь сей штуке, превозносили ее и меня похвалами за выдумку. А я повел потом наместника вниз, через разные мосточки, за большой и главный водоем, сделанный внизу, и по набережной плотины, сделанной между им и большим прудом и усаженный со вкусом лесочком, проводя его мало-помалу к горе с марморными песками. Во время шествия сего наместник на всяком почти шагу любовался всем расположением сего водовода, сделанными на нем островками и насаженною на одном из них прекрасною березовою рощицею, и на всяком почти шагу изъявлял вновь свое ко мне благоволение. Но как скоро проведя его сквозь густоту одного перелеска, вывел к горе с марморными песками, о которой я нарочно ничего еще ему не сказывал, то поразился он таким приятным удивлением, что не мог даже долго выговорить ни единого слова и наконец воскликнул: «Это что-то опять новое и отменно прекрасное! Помилуй, Андрей Тимофеевич, ты наделал мне столько сюрпризов, что я и не знаю, как изобразить мне то удовольствие, которое от того чувствую. Скажи ты мне, пожалуй, что это за штука?» — «Не что иное, - сказал я, - как удивительная игра натуры, которую нечаянно случилось мне открыть в сей горе и которою восхотелось мне воспользоваться для доставления вашему превосходительству несколько приятных минут при узрении сей редкости натуральной; но мне жаль, что время было слишком коротко и что я не успел здесь всего того произвести /1157/ в действо, что у меня затеяно, а только почти cию работу начал». И в самом деле, великолепная рюина сия была далеко еще тогда не отделана, и я успел только сделать один проход в пещерку и часть сей развалины; но и самая малость отделанная в состоянии была удивить всех и увеселить до бесконечности наместника. А особливо когда я ввел его в самую пещеру, прорубленную в наилучшем слое сей горы песчаной, он разлюбовался впрах и красоте песков, и удивительным сплетениям разноцветных жил, оную испещряющих, и признавался, что он впервые еще от роду видит подобное сему зрелище, и не только благодарил меня за мои труды, но расхваливал впрах и намерение мое, о котором раз сказал я ему на коротких словах. «Ну, - твердил только он, - нечего говорить, пословица справедливая, что на охотника бежит и зверь; так-то и здесь, и сама натура помогает вам, судырь, производить здесь дела необыкновенные и редкие, и можно сказать, что эта штука и теперь уже такова, что на нее засмотреться надобно, а ежели вы все так отделаете, как говорите, то мы можем с вами тем похвалиться, что у нас сад такой, какого нигде и ни у кого нет, и что есть в нем такая штука, которая бы верно не обезобразила собою и самый сад императрицы в ея Царском Селе. Итак, пожалуй, Андрей Тимофеевич, постарайтесь отделать ее как можно лучше и не жалейте ни трудов и на то кошта самаго, ежели бы к тому какой потребуется». — «Очень хорошо, ваше превосходительство, но кошта никакого дальнейшего к тому будет не надобно — мы и без него, может быть, сделаем».
С целый час мы тут почти простояли и проговорили. И наместник только и твердил, что сад мой выходит не шуточный, но такой, о котором стоит действительно подумать и не пожалеть даже и самых коштов для дальнейших его украшений. И обратясь ко мне, /1158/ между прочим, сказал: «Не худо бы, кажется мне, и украсить его несколькими беседочками и садовыми зданиями Как вы думаете, Андрей Тимофеевич?» - «О, ваше превосходительство, - отвечал я на cиe,— cиe давно и у меня было на уме, но я не смел без повеления вашего превосходительства употребить к тому ни рубля, а хотел в том доложиться». — «О, пожалуй, пожалуй! Я с превеликою охотою даю на то мое дозволение. Подумайте о том и скажите только, что бы надобно было?» — «У меня и есть уже, - сказал я, - кое-какие о том мысли и даже самые начертания, и если угодно вашему превосходительству, то я и буду иметь честь и представить оные на рассмотрение». - «Очень, очень хорошо, судырь, и мы тотчас решим все дело».
Сим и кончился тогда в саду наш с ним разговор. И как между тем настали уже сумерки, то пошли мы ко дворцу по спокойным всходам, из-под горы к нему сделанным. Там нашли мы уже приготовленный вечерний стол. И наместник, уняв меня и некоторых, бывших с нами, у себя ужинать, между тем, как носили кушанье, мне сказал: «Что, судырь, вы меня песками своими так прельстили, и они кажутся мне такою редкостью, что я вознамереваюсь даже послать их на показ самой государыне. Как бы, Андрей Тимофеевич, выломать кусок из наилучшего слоя и, обделав кирпичиком, велеть столяру сделать маленький ящичек, в который бы его уложить можно было поплотнее, дабы он не мог растрястись во время отвоза». — «Очень хорошо, ваше превосходительство, все это очень скоро и завтра же поспеть может. У меня глыбы, к тому способные, готовые есть, а спилить и обделать кирпичиком очень малого труда стоит. Песок сей как по видимому ни тверд, но обтирается очень хорошо, и мы даже делаем из него разные фигурки. Не угодно ли вашему превосходительству их видеть? Я тотчас пошлю и велю принести». — «Очень хоро- /1159/ шо, судырь, пожалуйте, пошлите». Я тотчас послал и через несколько минут ко мне и принесли несколько пьедесталиков и пирамидку, из разных песков составленную, и наместник прежде не сел ужинать, покуда не налюбовался досыта ими и не расхвалил меня и за сию выдумку.
Наконец, приказав принесть мне к нему нayтpиe все мои прожекты, отпустил он меня, повторив опять благодарение мне за все мною сделанное и уверяя, что я ему в сей день столько доставил удовольствия, сколько он давно не имел и много меньше ожидал увидеть здесь то, что он видел.
Сим образом кончился сей первый день его у нас пребывания, и я могу сказать, что и для меня преисполнен он был удовольствиями превеликими. Всеобщее трудам и затеям одобрение и похвалы наградили меня с избытком за все труды, хлопоты и беспокойства, при делании сада мною употребленные. А всего приятнеe было мне слышать то, что они, говоря между собою, не один раз твердили, что сад мой расположен в самом лучшем виде, что я дела сего мастер и не только не уступаю ни в чем наилучшим великим садовникам, но ycпел в самое короткое время то сделать, чего бы лучший из них произвести и в два года не мог, умалчивая уже о том, что, при употреблении их, стоило б все cие многих тысяч, а у меня не стоило все казне ни копейки.
А сим дозвольте мне и cиe письмо, как достигнувшее до своей величины, кончить и сказать вам, что я есмь ваш, и прочее.
(Февраля 3 дня 1810 года).

Подготовка текста, вступительная статья и комментарии А.Ю. Веселовой по изданию: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. 1738-1793. Т. 1-4. Ред. М.И. Семевский. СПб., 1870-1873