Андрей Болотов. Жизнь и приключения... 4. [Богородицк]

Письмо 218-е.
Любезный приятель! Предпринимая теперь описывать вам историю второго дня пребывания у нас наместника, прежде всего скажу вам, что с наступлением дня мое первое старание было о /1160/ приуготовлении песочного кирпичика для отсылки к государыне на показ песков наших. Я велел принесть к себе из бывших в заготовлении песчаных глыб наилучшую и прекраснейшую, испещренную наилучшими розовыми и кровавыми жилками и принялся сам выпиливать и отбирать из нее четвероугольный камень, наподобие параллелопипеда или кирпичика, и в немногие минуты кончил cиe дело. И как не сомневался я, что наместник будет ею доволен, то, послав за старшим столяром, велел как можно скорее смастерить, по мере сей штуки, ящичек, или, паче, ларчик с открывающеюся крышкою; а послав за немцем-переплетчиком, велел ему оный оклеить скорее внутри белою, а снаружи наилучшею цветною бумагою. Все cиe произведено было так скоро, что поспело к самому тому времени, как надлежало мне идти к наместнику, который, по счастию, проспал в cиe утро долго, да и не скоро вышел к нам, а занимался долго с своим секретарем в кабинете поспешными делами.
Не успел он к нам ко всем, собравшимся опять к нему, выдтить, как, поговорив минуты с три с нашим городничим и судьями, обратился тотчас ко мне и сказал: «Как бы, судырь, нам камешек-то из песку велеть выпилить?» — «Он у меня уже готов, ваше превосходительство, но не знаю, будет ли угоден?»- и тотчас выбежал в зал и, взяв у держащего его на дощечке, поднес к нему. «Прекрасный, прекрасный! - воскликнул наместник, - как нельзя быть лучше, - и стал его со всех сторон рассматривать и, им любуясь, говорил, - какие это прекрасные жилки, какое удивительное сплетение между ими, сколько разных колеров, перемешанных даже с блестками, истинно заглядеться надобно, и я не сомневаюсь, что государыня с удовольствием на него посмотрит!» Потом сказал он мне: «Как же бы велеть, судырь, сделать по точной мере его и ящичек?» — «Готов /1161/ и сей», - подхватил я и, вышедши опять в зал, принес к нему его. «Вот право хорошо, - воскликнул он опять, - да когда же ты успел все это сделать и поклеить еще его?» — «Сегодняшним утром, ваше превосходительство, столяр есть, так долго ль делать?» — «Ну, спасибо; ей-ей спасибо, что вы так поспроворили сим делом». После чего и уложили мы сей камешек прямо в ларчик и, покрыв плотно бумажной ватой, закрыли и на крючки заперли.
Все cиe продлилось несколько минут времени. И не успели мы дело cиe кончить, как он опять мне сказал: «Вы хотели мне, судырь, показать еще ваши прожекты и рисунки украшениям садовым». — «И они у меня принесены и здесь, ваше превосходительство», - и тотчас вышедши в зал и взяв их от слуги, принес к нему. «Пожалуйте-ка, судырь, пожалуйте, покажите». Я тотчас и прежде всего развернул ему план всему местоположению вокруг дома, на котором все сделанное уже обозначено было красками и тушью, а замышляемое вперед карандашными чертами. И между тем как он его рассматривал, стал ему я показывать опять все те места, которые он уже видел, и сказывать о прочих, кои еще были не сделаны, или замышлял я только еще вперед сделать. Он слушал все мои слова с величайшим вниманием, и казалось, что было ему все очень угодно. Со всем тем, приметив, что ему все то не так было понятно, как мне, сказал я: «Жаль, что планы сего рода садам далеко не так могут быть для глаз занимательны и хороши, как садов регулярных». — «То-то и дело, - подхватил наместник, - там, по крайней мере, все черты прямые и регулярные, а тут нигде их нет, да и быть не должно». — «Это правда, ваше превосходительство, да и расположить их по планам сего рода совсем неудобно и почти невозможно: тут не доходит дело ни до шнура, ни до сажени; а опытность доказала мне, что употребить надобно к /1162/ ним совсем иную методу». — «А какую такую?» - спросил наместник. «Тут советоваться надобно с самим натуральным положением места и не то делать, что бы хотелось, а то, что самое местоположение надоумит и к чему удобнее и способнее быть месту, да и назначать все сцены, сообразуясь не с планом, а с прошпективическими и ландшафтными рисунками, сделанными предварительно с воображением их в таком виде, какой должны они получить по своей отделке и по возрасте всех насаждений». — «Как это?» - спросил меня не довольно cиe понимающий наместник. «А вот, ваше превосходительство, не угодно ли взглянуть на рисунки сего рода». И развернув некоторые из них, стал ему показывать скицы, сделанные некоторым сценам. «Вот теперь и мне это уже понятно, - сказал наместник, - да как же по сим рисункам назначили вы места?» — «При помощи нескольких драниц, соломенных веревок, воображения и перьев, обкладывал и обводил я все те места, которые должны засажены быть лесом; а затем смотрел и воображал себе уже выросши на том месте лес и судил — хорошо [ли] будет и в нужде, где что прибавить или переменить и так далее».—«Ну, это совсем новый род искусства, - сказал наместник, - и это вам, судырь, только можно делать, а садовники учинить сего не в состоянии. Но скажите ж мне, где бы вы думали можно было нам построить какие-нибудь беседочки и здания?» — «А вот, ваше превосходительство, где и где». И стал ему на плане показывать места, мною к тому предназначаемые: вот тут прилично бы то сделать, а здесь то и то построить». — «Но какие же нам сделать? Нет ли у вас им рисунков?» — «Нет, ваше превосходительство, но cиe зависеть будет от повеления вашего, а есть у меня новенькая о садах сего рода книга со множеством рисунков всякого рода садовых зданий, и не будет ли угодно вашему превосходительству из /1163/ них которые-нибудь выбрать?» — «Пожалуйте, мне их покажите». — «Они у меня здесь», - сказал я, и тотчас принес их из зала, все пять частей Гиршфельдовых книг. Наместник развернул их и, увидав все эстампы, сказал: «О, да их тут множество, и выбирать, в самом деле, есть из чего; однако, на cиe надобно время и более досуга. Этим займусь я после обеда; а теперь не походить ли нам опять, судырь, куда-нибудь? Итак, оставьте вы у меня их здесь до ужоткова, а теперь надобно, судырь, походить. Я не был еще никогда в вашей церкви, и мне хотелось бы ее видеть. Прикажите ее отпереть». — «Извольте, ваше превосходительство», - сказал я, и тотчас послал сказать о том нашему протопопу.
Между тем, покуда побежал туда посланный и наместнику приготовляли его платье и трость, расхаживал он по всем комнатам и, осматривая оные, мне сказал: «Дом хоть небольшой, но прекрасно построенный; но жаль, что обит скучными такими, просто ничего не значущими обойцами; надобно бы их прибрать получше сколько-нибудь, и лучше все стены и потолки расписать». — «Это зависит от вас, ваше превосходительство, - сказал я, - конечно бы лучше было; но жаль, что у нас нет способного к тому художника». — «О, судырь, - подхватил наместник, - что касается до мастера, то я к вам пришлю очень хорошего. У меня есть в Калуге человек, весьма к тому способный и знающий, и вы, пожалуйте, с ним вдвоем постарайтесь о том; говорится в пословице: ум хорош, а два лучше того; вы же на все такой искусник, так я надеюсь, что будет и cиe сделано не худо». На cиe ответствовал я ему поклоном и сказал только, что сколько силы и знания моего достанет, так я с охотою моею и в том отношении угодное ему сделать постараюсь.
В самое cиe время возвратился мой посланный и сказал, что церковь отперта и готова. «Ну пойдемте туда, су- /1164/ дырь, - сказал наместник, cиe услышав, - я не сумневаюсь, что и там найду для себя какой-нибудь сюрприз, я уже кое-что и слышал об ней». — «Извольте, ваше превосходительство», -сказал я, и пошел вслед за оным вместе с прочими.
Церемониально наш протопоп встретил его при дверях, и наместник не успел в нее войти и помолиться, как, окинув всю взором, начал с величайшим вниманием рассматривать все ее украшения: необыкновенное yкрашениe царских дверей, образ Господа Саваофа с его лучами, катедра и полупрозрачные вазы, поставленные против окон на карниз, поразили собою тотчас любопытное его зрение, и долго он и с особливым удовольствием все сии вещи рассматривал. И потом, обратясь ко мне, сказал: «Теперь вижу, что мне не солгали, а сказывали сущую правду о сих необыкновенных, но прекрасных украшениях; бессомненно и это все ваши выдумки и похвальные затеи». При сих словах подхватил наш городничий: «Не только выдуманы, но и работаны самим им, ваше превосходительство». — «Не правда!» - подхватил удивленный наместник. «Точно», - сказал оный. — «Ну, судырь, могу сказать, - продолжал он, обратясь ко мне, - могу сказать, что и это все делает честь вашему уму и вкусу; все, что ни вижу, так хорошо, так все кстати, а особливо нравятся мне эти вазы; но скажите, пожалуйте, из чего и как они сделаны?» — «Из толстой политуры и снаружи раззолочены и расписаны, а сзади прикреплена в прорезах их раскрашенная слюда, чтоб служили они и днем, и ночью (когда в праздники зажигаем мы позади их свечи) некоторого рода иллюминациею». — «Вижу! вижу! - подхватил наместник, - и это-то мне всего приятнее; и возможно ль,— такие xopoшие затеи и при том очень малого стоящие. Нечего говорить, вы на все великий искусник!»
После сего повели мы его в алтарь. /1165/ Тут поразило зрение его наивеликолепнейшая и со вкусом убранная сень. Он превознес и ее похвалами. А как сказал я ему, из чего составлены висящие большие золотые кисти, то опять не мог он довольно надивиться и вновь изъявил мне свое благоволение. Наша церковная утварь, богатые сосуды, крест, а особливо евангелие заставили его также с любопытством оные рассматривать и спросить, что все это стоило. Но как сказал ему, что мы того не знаем, поелику все это было подаяно от людей неизвестных, то удивление его увеличилось еще больше.
Сим образом доставили мы ему нашею церковью множество минут приятных. По выходе из оной предложил я, не угодно ль ему посмотреть наших карпов в ближайшей сажелке, подле церкви находящейся. «Очень хорошо, - сказал он, ведите меня куда хотите». Тут приготовлены были уже и люди, и запущен невод. Я не успел его ввести в ограду около оной, как вскликнул он: «Изволь смотреть, у него и тут сделано сущее гульбище, и какой прекрасный прудок, какой мостик, какие дорожки под березками!» Но как вытащили множество карпов, то он вскричал почти от удовольствия и признавался, что он никогда еще их в таком множестве не видывал, и тотчас приказал несколько из них отнести на кухню и приготовить к столу своему. А между тем, осматривая окрестности около оной и самой церкви, сказал: «Жаль, что cиe место очень пусто, надобно тут что-нибудь еще построить. Мне судырь, кажется, что не худо б было, если на одном конце сего прудочка построить нам корпус для богоугодного, а на другом — такой же для волостного училища; ибо мне хотелось бы, чтоб вы набрали человек тридцать крестьянских ребятишек и заставили их учиться грамоте, а потом можно иным из них быть певчими, а иных можно б поучить и музыке» — «Весьма бы недурно это было, -сказал я, - и это зависит от вашего по- /1166/ веления. Каменщики и кирпичники у нас свои; есть своего и кирпича довольно готового, а можно бы и подготовить, сколько надобно». — «Право, судырь, это мы сделаем, - и обратясь к бывшему с нами архитектору г. Сокольникову, сказал, - подумайте-ка, Кузьма Семенович, и сделайте мне прожектец, в виде небольших каменных корпусов, однако таких, чтобы они соответствовали сколько-нибудь церкви и не обезобразили собою это место».— «Очень хорошо», -сказал г. Сокольников. И потом осматривали пристальнее назначаемое под них наместником место.
После сего спросил меня наместник: «Куда же нам теперь идтить? Не покажете ли вы мне и свой садик, я слышал, что и у вас есть свой собственный?» — «Если не устали, ваше превосходительство, и если угодно, то вот он здесь вблизи». И повел его туда. Поведя в оный, повел я его по всем дорожкам и сперва по регулярной его части, а потом и по английской. Шествуя, мигнул я садовнику, чтоб в то время, когда выведу я его на аллейку, в конце которой, подле стены сарая, сделан был у меня особого рода прекрасный фонтанчик, с полубеседкою перед ним, то пустил бы он воду. Как садик мой был тем временем прибран и, по случаю бывшего тогда наилучшего времени в году, великолепствовал он множеством повсюду разбросанных цветов, то гулял наместник по оному с отменным удовольствием и твердил только: «Хоть маленький, но прекрасный садик». А особливо полюбилась ему регулярная его часть, насажденная в новом вкусе, со множеством поделанных в ней кривых дорожек, площадок и сиделок. «Вот местечко, отменно для меня приятноe, - говорил он, - какая приятная тень, какие у него тут дорожки, площадки и сиделки! Право, и с каким все расположено вкусом, право, хорошо и прекрасно!» Но какой приятный сюрприз был для него, когда, по выходе из лесочка и по вступлении на /1167/ аллейку против фонтана, услышал он вдруг шум и плеск бьющего фонтана. «Ба! ба! ба! - воскликнул он, - у него еще фонтан есть». — «Нет, ваше превосходительство, - сказал я, - это игрушка, почти детская и ничтожная, которую назвали фонтаном». — «Как это? - подхватил он, - это хоть куда, пойдем-ка, судырь, и посмотрим его поближе».
Подойдя к нему и увидев все вблизи, сказал он: «Хоть он маленький и самый простенький, но прекрасный фонтанчик, и какая прекрасная выдумка, что вода бьет из гуся. Он так походит на натуральный, что легко можно обмануться, и где это такого вам смастерили?» — «В Туле, - сказал я, - и он только один мне чего-нибудь и стоит, ваше превосходительство, а все прочее для фонтана не стоит мне почти ничего, и если он заслуживает какого внимания, так только по одному этому и по своей дешевизне». Между тем, как я сиe говорил, наместник, усмотря тут спокойную подле него лавочку, тотчас пошел на нее садиться, говоря: «Здесь, судырь, можно и отдохнуть и в тени прохладиться, а между тем желал я бы знать, откуда вы и как провели сюда воду? Надобно ей быть довольно высокой. Фонтанчик ваш бьет аршин около трех вышиною, и каким образом он, как говорите, вам очень мало стоит?» — «Конечно так, ваше превосходительство, потому что воду я ниоткуда не проводил, но он у меня наливной». — «Как наливной? - спросил удивившийся наместник, - да где ж у вас вода-то скрыта?» — «Вот здесь, позади вас, в capaе, и поставлена там на перекладах сороковая бочка с водою». — «Смотри, пожалуй! - сказал наместник, - но каким же образом провели вы воду из ней в этова гуся?» — «Также безделицею, сказал я, — кишкою, сшитою из кожи и скрытою вот здесь, в побочине этой полубеседочки». И сказав cие, стал отворять маленькие дверцы, сбоку туда приделанные. «Я очень любопытен /1168/ это видеть, - сказал вскочивший с места своего наместник и, всунув голову свою в отверстие, стал рассматривать, говоря, - это очень куриозно, вот и краник маленький, которым, конечно, вы запираете и отворяете», - и, протянув руку, повернул его. «Вот и в самом деле, - продолжал он, пустив опять остановившуюся воду, - и как легко и удобно его отворять и запирать. Но внизу-то как же вы сделали?» — «Там, -сказал я, положен под землею деревянный покрытый жолубок и в нем простирается кишка эта до самой почти этой свинцовой трубки, на которой надет этот гусь и из которой бьет сия вода; трубка же надевается на другую деревянную, утвержденную в дерево, при конце кишки самой». — «Ну, судырь, - подхватил наместник, - и эта ваша штучка достойна перенимания, и выдумка прекрасная. Теперь вижу и я, что он и весь стоит очень малого, и это-то всего лучше. Но скажите мне, долго ли может он пробить?» — «Часа полтора, ваше превосходительство, - сказал я, - и столько, что им довольно можно повеселиться, и несколько раз пускать в день, и между тем ежели хочешь, можно и опять бочку наливать».— «Ну, право, хорошо», - сказал, наконец, наместник и, посидев немного, пошел далее и вон уже из сада. /1169/ /…/
По выходе его к столу, просил сказать он мне, чтоб велел я приготовить какие-нибудь дрожки или тележку, говоря, что ему хочется после обеда съездить посмотреть наш гошпиталь, магазин и прочее. Но я доложил ему, что не спокойнее ли будет в карете, в которой во все cии места проехать можно. «Очень хорошо, - сказал он, - но не худо, если б были при том и дрожки».
Как все cиe было приготовлено, то после обеда сели мы с ним и прочими, с ним бывшими, в карету, а иные на дрожки, и поехали сперва на островок в гошпиталь. Там, водя его по больнице и введя в нашу аптеку, не преминул я ему показать лягушки, изгнанной из волостной женщины (4), и кое-какие другие вещицы, достойные внимания. И он смотрел на все с любопытством, говорил с нашим лекарем по-немецки и хвалил его за все рачение. Из гошпиталя провел я его в маленький английский садик и в рощу между гошпиталем и церковью, на кладбище находящуюся. И как были и тут кое-какие мои новые насаждения, то с удовольствием гулял он и тут, говоря, что везде и везде находит и примечает он следы моего хорошего вкуса и paчeния.
Посмотревши все на островке, поеха- /1171/ ли мы прямо к нашему магазину. Огромность сего здания и наблюдаемый с хлебом, в нем находящимся, порядок, отменно ему полюбились. Но осмотревши всего тут находившегося, предложил я ему, не угодно ли ему будет взглянуть и на увеселительный лесок, подле сего магазина находящийся, и проехаться по оному? «Очень хорошо, - сказал он, - но как же? Разве на дрожках...» — «Как угодно, можно и в карете, можно и на дрожках». Однако он избрал сии последние. Не успели мы в прекрасный лесок сей въехать, а я — повести его по главной аллее, пересекаемой многими другими поперечными, прямыми и косыми, как наместник мой растерял почти глаза, любуясь то тем, то другим местом. И начались опять от него мне похвалы и одобрение моего вкуса. С превеликим удовольствием изъездил он почти весь сей лесок, а в иных местах даже сходил и, гуляя по узеньким кривым дорожкам, присаживался отдыхать на дерновых сиделках, которые были кое-где поделаны, и любовался красотою положения места. Наконец, выведя его на отдаленнейший край, предложил я, не угодно ли ему взглянуть на мой поднятый ключ и мой водовод, от него проведенный? «Ах, судырь, - сказал он; - у меня только на уме было у вас спросить, не можно ли отсюда к нему проехать?» — «Очень можно, - сказал я, - и он очень здесь близок». - «Так повезите ж меня туда, я очень любопытен его видеть».
Итак, поехали мы туда. И я, показывая ему оный, принужден был ему рассказывать в подробности, как я производил cиe дело, и в доказательство, что бьющий из него здесь ключ был не натуральный, каким он его сперва почел, а поднятый и произведенный искусством, опускал в него трость; и как она вся свободно уходила, то не мог он довольно надивиться и расхваливал меня за мою выдумку, называл ее очень полезной». Не менее уди- /1172/ вил его и мой маленький водовод, который ему так полюбился, что он расположился для прогулки идтить вдоль всего его до самого сада, а особливо желая видеть, как перевел я его через здесь бывшие вершины.
Тут не успели мы поравняться против фальшивого моего здания, поверх которого проведен был оный, как, остановя его, сказал я ему: «Вот, ваше превосходительство, и то фальшивое здание, которое вы вчерась с той стороны изволили видеть. Не сущий ли вздор составляет оно здесь?» — «То подлинно, что сущий вздор, - сказал он, смотря на cиe сверху и удивляясь, — и поверить бы не можно, что вся эта бириберда вдали представляла такой прекрасный вид. Вот, судырь, - обратясь к идущему с нами губернскому землемеру, он продолжал, - ваш вчерашний развалившийся монастырь; но признайтесь, что потребно было к тому особое искусство, чтоб штуку cию сделать». — «Да, ваше превосходительство, отвечал землемер, - мне не случалось еще нигде видеть сему подобного». — «То-то, судырь, - подхватил наместник, - не одни вы звезды с небес хватаете, а есть и другие люди, у которых и вы кое-что перенимать должны».
Но сколь ни удивлялся он сему, но удивление его увеличилось еще более, когда дошли мы до первой вершины и он увидел, как я переводил воду чрез оную. «Ах, Боже мой! - воскликнул он, - можно б было воображать cиe! Какое однако простое и ничего не стоящее и прекрасное средство! Ну, Андрей Тимофеевич, за эту выдумку стоит тебе сказать особое спасибо; ты ею многих на разум наставишь. Но, помилуй, - взглянув опять и на другую сторону за овраг, продолжал он, - как же это, кажется там водовод ваш совсем вверх и в гору пошел?» — «Нет, ваше превосходительство, - отвечал я, - как ему вверх идтить, а напротив того, я на всяких десяти саженях делал по вершку унижения, дабы вода могла иметь свое течение, а это обманывает нас толь- /1173/ ко зрение». — «Удивительно мне это, - подхватил наместник, - я истинно готов бы хоть об заклад биться, что там вода вверх течет, а теперь вижу сам, что этому быть не можно. Ты истинно везде чудеса строишь».
Сим образом идучи, мало-помалу дошли мы до второй и притом ведущей уже к саду вершины. Но как тут водовод шел по раскопанной дороге, усыпанной песком, и имел вид натурального ручья, то начались у нас опять удивления и толки о том, как обманывает он собою зрение и как кажется, что он вверх идет. Наместник то и дело твердил: «Истинно, что божиться готов, что ручей сей вверх течет». Когда дошли мы до сада, то начал я ему показывать те места, кои почитал я наиприличнейшими для садовых зданий. «Вот здесь, на этом бугре, - говорил я, - всего бы приличнее построить небольшую прозрачную ротонду на колоннах; она оживила бы весь сад и была наилучшим ему украшением. Есть в давишной книге и прекрасный рисунок оной. А бугор этот можно бы одеть каменьями и придать ему вид искусный, как каменный. Вон там можно сделать вечернюю, а там полуденную сиделку, и так далее».
Наместник слушал все со вниманием, но не говорил ни слова. Наконец, увидя большую яму, подле помянутого бугорка находящуюся, спросил: «А это что за яма, конечно погребная при бывшем тут жилье?» — «Точно так, - сказал я, - тут был двор поповский и его был тут погреб». — «Но его, Андрей Тимофеевич, надо бы засыпать». — «А я так совсем противное тому думаю, - отвечал я, - а мне не удастся ли тут сделать что-либо такое, что могло б также быть приятным сюрпризом для вашего превосходительства». — «Ну, судырь, - сказал мне на cиe наместник, - так я не хочу мешаться в ваши замыслы и намерения, а делайте что заблагорассудите, а скажу только, что ежели б что потребовало и небольших коштов, так, по- /1174/ жалуйте, не отписываясь ко мне, их употребляйте. Я уверен, что вы не потеряете ни полушки по-пустому и сохраните нужную экономию». — «О, конечно, ваше превосходительство, в этом можете вы на меня, как на самих себя, положиться, и я верно сам не подумаю при том наживаться, а скорее и охотнее своего собственного лишуся, нежели подумаю о неправдивом каком приобретении». — «В этом я, судырь, - подхватил наместник, - не сомневаюсь нимало, и все ваши деяния мне то доказывают ясно».
Отошед от сего места, пошел он опять по тем местам, где ходил накануне, и вновь всем и всем любовался. И тогда указал я ему еще одно место на горе, удобное для сделания там небольшого павильона, говоря, что и сему также приискан в книге у меня рисуночек, и что хорошо бы, если со временем воздвигнуть такой садовый храмик. Наместник и при сем случае промолчал. А пришед опять к марморным пескам, любовался вновь оными и расспрашивал уже обстоятельнее, что и что думаю я тут еще сделать, и я принужден был рассказывать ему все мои преднамерения, и казалось, что всеми ими был доволен.
Отсюда ведя его далее по набережной, завел я речь о новооткрытом мною источнике с минеральною водою и сказал ему, что мне недавно случилось найтить в самой близи от сих мест колодезь с водою, которая по всем приметам кажется мне быть минеральною и содержащею в себе множество марциальных и селенитных частиц.
Как наместник был во всех таких случаях весьма любопытный человек и жадно ловил все, замечания достойное, то ухватился он и за сей предмет и хотел источник сей видеть. Итак, принужден я был довесть его и до оного, и показав, рассказать ему, почему именно я догадываюсь, что он минеральный, и какие я с водою сею делал опыты. Cиe возбудило еще более /1175/ его любопытство, и он хотел их видеть лично. Почему я тотчас и послал за кувшином и за порошком, натолченным из чернильных орешков, и приказал принесть оные прямо во дворец (куда мы от сего места пошли) и велел вместе принести и сей воды, почерпнутой из самого бьющего из земли ключа.
Как по возвращении во дворец было еще довольно рано, то покуда ходили за водою и готовили чай, занялся наместник рассматриванием моих садовых Гиршельдовых книг. И как все они наполнены были множеством эстампов и разных изображений, то, перебирая их, он все листы рассматривал с превеликим любопытством и мне сказал: «Ну, судырь, где та ротунда и павильон, которые вами тут замечены?» Я тотчас их ему приискал, и как они ему в полной мере полюбились, то, призвав архитектора г. Сокольникова, ему сказал: «Как бы, Кузьма Семенович, сих зданий сделать поболее и такиe планы, по которым можно б было здесь их Андрею Тимофеевичу построить?» — «Очень хорошо, ваше превосходительство, - сказал г. Сокольников, -это уже можно очень скоро сделать, и они к утру могут быть готовы» .— «О, так возьмите ж, судырь, эту книгу и потрудитесь; а вы, Андрей Тимофеевич, сделали б мне превеликое удовольствие, если б приехали ко мне в мою подмосковную деревню, где я около 1-го числа августа находиться буду. Я б, судырь, вам показал и сад, и сельское жилище, и мы бы с вами походили там, и также подумали кое о чем». — «С превеликим удовольствием, - сказал я на cиe, - я готов исполнить повеление вашего превосходительства». - «Но привезите с собою, пожалуйте, и все те книги, - сказал наместник, - мне хочется их на досуге подолее порассмотреть». — «Очень хорошо», - сказал я. И увидев, что принесли минеральную воду и порошок в бутылке, продолжал: «Вот и вода; не угодно ли вашему превосходительству ви- /1176/ деть?» И как он изъявил свою к тому охоту, то велел я подать два стакана и один из них налить простою, а другой — сею водою; и потом взял порошку из чернильных орешков, всыпал его несколько в стакан с простою водою и сказал: «Вот изволите видеть, ваше превосходительство: в простой воде не делается от того никакой перемены, а в сей произойдет совсем не то; и как повсыпать в нее, она в тот же миг сделается алою». Наместника cиe так удивило, что он смотрел на cиe с превеликим любопытством и говорил, что не оставит он и о сем предмете подумать и велит ее испытать господам химикам.
Поданный в cиe время чай и угощение оным всех, там бывших, прервало наконец наш любопытный разговор. После чая пошел наместник ходить опять по всем комнатам и разговаривал со мною о том, как бы их расписать лучше. И как я заметил, что ему очень не нравилось тогда расположение иных комнат и что не было сообщения из них с залом, то сказал я: «Это легко можно и сделать: стоит только проломать вот в этом месте и сделать дверь, так и будет сообщение всех комнат между собою». — «И в самом деле, - подхватил наместник, - вы меня на разум наставили и, пожалуйте, это сделайте».
Сим и кончился у нас с ним тогда разговор, ибо и достальное время занимался он разговорами с городничим. А поутру, на другой день, отправил прямо от себя курьера в Петербург, вручил ему и ларчик с песчаником и, осыпав меня своими благодарениями, в полном удовольствии поехал от нас в Епифань и другие города губернии нашей.
А сим дозвольте мне и cиe письмо окончить и сказать вам, что я есмь ваш, и прочее.
(Февраля 5-го дня 1810 года. Дворяниново). /1177/

Письмо 219-е.
Любезный приятель! С коликим удовольствием поехал от нас наместник, с толиким же, или еще множайшим, остался и я, проводив от себя сего достопочтенного и любезного вельможу. Все его приятельское и благосклонное обращение со мною в сей раз так меня очаровало, что я, сделавшись еще приверженнейшим к нему, одушевился новою и большею еще охотою к дальнейшему продолжению моих садовых работ. И как и до того не чувствовал даже усталости при всех многочисленных трудах, мною употребленных, так и с сего времени сделались они мне не только еще сноснейшими, но даже еще приятнейшими. И сей случай доказал мне, что ничто не могло меня так много возбуждать к трудам и деятельности, как похвала и одобрениe оных.
Как наместник при отъезде своем оставил мне уже сделанные господином Сокольниковым и им апробованные планы ротунде и павильону, а вскоре хотел прислать ко мне план и тем двум каменным корпусам, которые подле церкви хотел он построить для богадельни и училища, а в рассуждении сада даже просил меня продолжать далее мои труды и работы и относительно до употребления рабочих людей и самых даже денежных коштов развязал мне совершенно руки, предоставляя все собственному произволу и благоусмотрению, то всходствие того, не успел я его от себя проводить, как и принялся я опять и с вящщею еще прилежностию за садовые работы и, пользуясь продолжающимся тогда наиспособнейшим к тому временем в году, употреблял почти все свое время на оные. Мое первое дело относилось тогда до той погребной ямы, о которой загадал я наместнику загадку, и в рассуждении которой, по счастию, и не стал он тогда /1178/ меня о намерении моем в подробности расспрашивать, а сказал только, что он не хочет о том наперед и знать, дабы тем сюрприз был для него приятнее, а предоставил все моему произволу. Намерение же мое состояло в том, чтобы смастерить на сем месте подземельный порядочный грот и расположить и устроить его так, чтобы снаружи был он совсем неприметен. А как и замышляемую мною давно уже ротунду мне можно было на находящемся подле самой сей ямы бугре, по желанию моему, воздвигнуть, то я велел тотчас плотникам срубить из бревен довольно просторный четвероугольный сруб, а рабочим людям, по мере сего сруба, яму сию раскапывать еще больше, дабы весь оный сруб в нее и так глубоко опустить можно было, чтоб осталось еще довольно места для срубления над ней дубового осьмиугольника, наподобие свода купола, и оный сверху покрыть землею и, устлав оную дерном, скрыть чрез то весь оный под землею и дать месту сему скорее вид только маленького холмика, с поставлением на оном на пьедестале марморной статуи, каких находилось у нас довольно, купленных еще покойным князем Сергеем Васильевичем (5) в Петербурге на кораблях и в Богородицк еще до приезда моего доставленных (некоторые из них я употребить велел для украшения сада). Одну-то из сих замышлял я употребить к сему, с тем намерением, чтоб пьедестал под нею сделать пустой и стеклянный, и чтоб он служил лампадою над гротом и впускал сквозь себя сверху свет в него.
В деле сем с таким прилежанием я трудился, что грот сей в течение одной недели окончен уже был у меня вчерне, и осталось уже помышлять о внутреннем украшении оного и о сделании в него двух входов. Из сих рассудил я сделать один со стороны от города и от находящегося подле самого его небольшого в полугоре водоема, а другой — сбоку. И дабы лучше /1179/ грот мог сделаться неприметным, то вздумалось мне сделать их родом просто и из диких каменьев составленных подземельных пещер, из которых одну в четыре шага, покороче, а другую подлиннее, и придать им вид колико можно натуральный.
Всходствиe чего, прорыв в материке с двух сторон входы, велел я навозить множество всякого рода диких и разноцветных разной величины каменьев и, уклав ими бока сих входов, поделал над ними потолки дубовые, велел насыпать каменьев и прикрыл cиe снаружи опять все так, чтоб дерева совсем было не видно и они казались бы натурою произведенными каменными сводами.
Между тем как все cиe делали, употребил я выкопанную из сей ямы и рвов землю в другое дело. Я велел ею возвысить помянутый бугор, назначаемый под ротунду, и для лучшего вида весь оный с трех сторон обнести многими разной величины дикими каменьями и смастерить так, что будущая ротунда могла бы казаться стоящей на мысе крутой каменной горы и чрез то иметь более пышности и великолепия./.../
Я упоминал вам в предследующем письме, что, кроме большого и длинного моего водовода, удалось найтить и еще одну воду в ближней вершине, и не только ближе, но и столь высокую, что мне можно было провести ее другим водоводом к самому почти дворцу и тут, на самой на горе, произвести из нее несколько водоемов. И как одно- /1180/ му из них случилось сделанным быть подле самого того места, где назначил я быть каменной круглой беседке, или павильону, существующему и поныне, то вздумалось мне сделать от самого места по крутизне горы особый род каменного каскада, который бы оканчивался внизу подле самого входа в песчаные пещеры, которые восхотелось мне украсить каменными воротами, дабы при выходе из пещеры в сад вдруг могло поразиться зрение неожиданно сим каскадом, а слух — величественным шумом, производимым стечением вод в одно время со многих и с разных сторон высоких водостоков.
Затея сия была особая, и мне удалось произвести ее отменно удачно. Она хотя и стоила мне многих трудов, поелику надобно было навозить туда премногое множество диких каменьев и изо всех из них произвести род натуральной каменной горы с разными ущелиями и неровностями, из которых могла б вдруг и с превеликим шумом стремиться и с разных сторон сбегать вниз спущенная в шлюзик из верхнего водоема вода. Но как бы то ни было, но выдумка cия удалась и вышла штука, зрения и удивления достойная и превосходящая даже красотою своею самое мое ожидание.
Между тем как мы деланием сего большого каскада занимались, забыты были совсем кабинетные мои упражнения. При всех моих недосугах и беспрерывных надворных занятиях, улучал кое-когда целые часы к занятию себя и письменными упражнениями, а особливо сочинением материала для моего «Экономического Магазина», которого в издании не хотелось мне никак сделать наималейшей остановки. Итак, не одно утро и праздное полуденное время, когда работные люди отдыхали, препроводил я в писании. Но, кроме того, затеяно было у меня с сыном еще одно дельце. Мне не хотелось к наместнику, по его приглашению, приехать в гости с пустыми руками. И как около самого /1181/ сего времени искусство составлять ландшафтные картины из одних травок и листиков цветочных довели мы с сыном до нарочитого совершенства, то и вздумалось мне (к тому времени как мне ехать к наместнику) смастерить с ним нарочитой величины прекрасную травяную мозаическую ландшафтную картину, за хорошим стеклом и за богатыми раззолоченными рамками, и сделать ею наместнику сюрприз и подарок, мне хотя очень мало стоящий, но ему приятный. Итак, оба мы с сыном совокупно сим трудом и занимались и успели и cиe дельце сделать.
Наконец стал приближаться и август месяц. И как первое число оного назначено было к тому, чтоб мне находиться уже в cиe время у него в его подмосковной деревне, то и расположился я отправиться туда несколько поране, за неделю до сего срочного времени, дабы, пользуясь сим случаем, заехать мне и в свое Дворяниново и пробыть в оном хотя несколько суток. А как и сыну моему хотелось вместе со мною побывать в нашей деревне и потом съездить к отцу своему крестному, господину Полонскому, и у него все то время погостить, покуда я проезжу к наместнику,— то расположился я и его взять с собою для сотоварищества.
Итак, собравшись в сей путь, поехали мы с ним 25-го августа из Богородицка. При проезде, в Туле, подрядили мы с г. Давыдовым тамошних столярей сработать нам ту прекрасную ротунду, которая так много потом украшала собою наш сад Богородицкий. И сделав мимоездом и cиe дело, пустились далее.
В деревню свою пpиехали мы с ним 27-го августа, и так рано, что успели с ним еще в тот же день обегать и обходить все наши сады и всю усадьбу. Все их нашли мы в жалком и запустелом почти состоянии. Ибо как по стечению обстоятельств не удавалось мне во все последние перед сим годы /1182/ в деревне своей в летнее время побывать, а того меньше проводить в ней несколько дней, то отcyтствиe cиe произвело великие уже во всем перемены. А особливо по обстоятельству, что приказчик мой был самый простой человек и не столько имел попечение о доме и о прочем, сколько о своем кармане, а старик-садовник мой, дядя Серега, так уже одряхлел, что почти ничего делать был не в состоянии, а младший его ученик Иван был также не слишком ретив и более плутоват, нежели обо всем рачителен, то натурально долженствовали произойтить от того во всем великие и для меня крайне неприятные упущения. Словом, я нашел все в таком беспорядке, что не хотелось почти ни на что и взглянуть, и если б не утешало обоих нас прекрасное положение мест, которыми натура одарила нашу усадьбу, то было б нам очень скучно.
Со всем тем, имели мы с сыном множество минут приятных. Поспешествовало к тому много то, что как тогда вкус мой относительно до садов совсем переменился, и я, разлюбив сады старинные регулярные, полюбил уже иррегулярные, натуральные и прекрасные (а сим вкусом напитался уже и сын мой, делающийся уже во всех моих упражнениях и затеях нарочитым уже мне товарищем и помощником), то у обоих у нас и произошли тогда первейшие мысли о превращении и наших садов, а особливо нагорного и нижнего, из регулярных в натуральные. А посему и пошли у нас с ним тотчас разные замыслы и затеи о том, как бы cиe сделать и где бы что и как переменить или что вновь со временем сделать.
Желание наше к сему было так велико, что мы готовы б были и тогда уже приступить к сему преобразованию оных, если б не препятствовало к сему с одной стороны сколько краткость времени, столько с другой и бывшая тогда самая рабочая и такая пора, что нельзя было никого оторвать с поля /1183/ для работ садовых и производства наших затеев в действо, и потому принужден я был довольствоваться одним только тем, что успел объездить и осмотреть все мои дачи и угодья, повидаться с братом Михаилом Матвеевичем и сделать кой-какие распоряжения в доме. Со всем тем, не преминули мы с сыном воспользоваться хотя теми немногими людьми, которые с нами приехали, и бывшими в доме, и при помощи их расчистить в вершине свою течку, и начали кое-что и другое делать, сообразно с нашими новыми затеями. И можно сказать, что дни сии были достопамятною для садов моих эпохою в будущем времени, в котором начались с ними превеликие работы, относящиеся до их преобразования. /1184/ /…/
Переночевав в Серпухове, пробирался [я] кое-как проселочными дорогами и приехал наконец к наместнику столь рано, что мы успели еще с ним обходить многие места его усадьбы.
Я нашел у наместника тут прекрасный каменный дом, во всем почти подобный нашему богородицкому, и распрекраснейшую усадьбу. Он жил тут как бы какой английский лорд, и все у него прибрано было тут по-боярски. Позади дома находился регулярный сад со множеством беседок и разных домиков, а пред домом обширное место с несколькими прудами, а за ним увидел реку Пахру, протекающую прекрасною излучиною, а за оною и по сторонам прекрасный лес и рощи. Словом: положение места было пышное и такое, что я не инако оное, равно как и все то, что им сделано было, хвалить был должен.
Наместник приездом моим был очень доволен, а поднесенною ему картиною еще того более. /…/ /1185/ Для жительства мне отведена была одна беседка в саду его, чем я был и доволен. Наместник принял меня как гостя и тотчас повел меня показывать все им сделанное в своей усадьбе. Я хотя и хвалил все, но находил везде более употребленного кошта к работе, нежели вкуса. Но умалчивал о том, а преподавал ему только мысли о разных других вещах, которые, по мнению моему, было бы не дурно еще сделать. Всеми сими, как в тот, так и в последующий день так я его прельстил, что он, смеясь, сказал мне наконец: «Нет, нет, Андрей Тимофеевич впредь ты ко мне, пожалуй, сюда не езди, а то ты меня заведешь в бесконечные хлопоты и убытки своими заманчивыми предложениями».
На другой день съехалось к наместнику множество других гостей, и весь оный провели мы весело, и так, как бывает в Англии. Поутру собрались мы все пить к нему чай; совокупно и для завтрака, поставлен был в зале большой круглый стол; и за ним, сидючи кругом, пили мы чай. Потом, до /1186/ самого обеда, имели мы, все бывшие тогда у него в гостях, свободу ходить и гулять, где кто хотел, и делать, что кому угодно. И как через колокол надо было всем знать, что обеденный стол был готов, то спешили все к оному и были угощены сытным и пышным обедом. А после обеда, все достальное время, провели мы в беспрерывных общих гуляньях по прудам и по рощам, переезжали через реку и там в поставленном шатре пили чай. Потом ездили с ним на бумажную его фабрику, гуляли по его английскому, ничего не значущему, саду, и так далее. Словом, весь сей день провели мы в удовольствии.
Утро же в следующий за сим день занимался наместник наиболее со мною разговорами о разных материях, показывал час от часу более своего ко мне благоволения и не прежде меня от себя отпустил, как пред вечером, всем его приемом и угощением крайне довольного. Но как я ни поздно от него поехал, но успел в тот же еще день доехать ночевать в Лопасну; а наутрие заехать к г. Полонскому и, взяв от него сына, возвратился к вечеру в свое Дворяниново.
Путешествие сиe колико было мне приятно, толико, напротив того, сыну моему все cиe время было крайне скучно. Он не рад был, что попался тогда к г. Полонскому, сидящему только за своим столиком и раздергивающему шелковые лоскутки, или перебирающему по зернушку пшеницу на семена и не занимавшемуся с ним никаким почти разговором. A cиe натурально и нагоняло сыну моему скуку, и он прожил сии дни, равно как в неволе, и рад был, что ему удалось сходить для прогулки на берег реки Оки. Которая его прогулка была тем достопамятна, что он нашел там в песке множество раковин и улиток, и преподала мне мысль велеть их набрать как можно более и употребить их потом на украшение нашего грота. /…/ /1187/
Не успели мы возвратиться в Дворяниново, как, дорожа всякою минутою, принялись мы там опять за работу. А именно: нам вздумалось вершину нашу в одном месте перегородить срубом и текущую по ней воду так возвысить, чтоб ее можно было провести таким же водоводом, как и в Богородицке, в мой нижний нагорный сад и произвести в нем ею какие-нибудь водяные украшения. Итак, тотчас отысканы были дубовые пластины, и я заставил рубить из них косоруб и преградил им против самых хором вершину и ожидал от сего неведомо какой пользы. Но впоследствии времени оказались все сии труды тщетными. Вода не дала себя никак остановить и по желанию возвысить, и я принужден был предприятие cиe оставить до другого времени. Таким же образом затевал было я в сей раз и на Удереве сделать для себя две сажелки и нарочно для того ходил туда и назначивал к тому места. Но и cиe осталось без всякого последствия и успеха. /…/ /1188/
Наконец, проводив еще один день в делании помянутой преграды и уступа и оставив недоделанными, поехали мы в Богородицк. И заехав в Федешово и там отобедав, благополучно 7-го числа августа возвратился к моим домашним в Богородицк.
Сим образом, окончив и cиe свое путешествие, принялся я опять за все прежние мои дела и упражнения. И посидев опять за пером и наготовив на все достальное время сего года потребное количество материала для моего «Экономического Магазина», принялся я опять за сад, а особливо за отделку грота. Сей вздумалось мне убрать совсем отменным и таким образом, каким еще никто до того времени не убирал гротов. Я велел сперва отгородить досками все его углы во внутренности и дать ему чрез то внутри фигуру осьмиугольную и сообразную с его потолком, срубленным наподобие осьмиугольного свода. В помянутых отгородках велел поделать круглые углубления, ниши, в которых бы сидеть было можно, а в своде срубить маленький лантерн с четырьмя окончинами и поставить на нем, как на пьедестале, марморную статую. В сей лантерн входил свет в мой грот. Но как сего было не довольно, то получал он несколько света и в оба свои входа, которые сделаны были в него с двух сторон, как я прежде упоминал, пещерами. При самом входе его поделал я порядочные стеклянные двери, а соответственно им, в противостоящих стенах, сделал две другие, точно такой же величины и формы, фальшивые двери, и вместо стекол вставил в них зеркалы, купленные мною нарочно для сего в проезд мой в Туле. Самая сия выдумка и составила наилучшее украшение моего, лещедью порядочно вымощенного, грота, ибо всякий, входящий в грот, обманывался и не инако думал, что с противоположной стороны есть в него другой вход и также идут в него другие люди, и сей обман зрения /1189/ был столь совершенен, что многие, обманувшись и увидев там людей и сами себя не узнав, снимали из вежливости шляпы и кланялись, и чрез то подавали повод к смеху и хохотанью.
Но сего было далеко еще не довольно. Чтоб придать гроту моему вид совершенно каменного грота, велел я всю внутренность его, как стены, так и свод, порядочно оштукатурить и штукатуркою сею прикрыть все дерево так, чтоб оного совсем было не приметно; а повыше стен, под куполом, обвести большим карнизом; а для придания еще множайшей красы, как стены, так и ниши, а в особливости карниз, во многих местах украсить вставленными в штук многими рядами и узорами больших и малых раковин и улиток. Вставливались оные так, чтоб приходились они где спинками своими, где углублениями своими наружу; а чтоб придать им более красы и блеска, то постарались мы их иные вызолотить, а иные высеребрить, и по серебру расцветить под вид перламутры разными на лаке красками. Нельзя довольно изобразить, какой прекрасный вид и какое украшенье они собою сделали, а особливо в карнизе и в нишах, в коих изображены были из них целые фестоны, повешенные на шнурах, составленных из крупных белых, наподобие бусов, пронизок. Все же промежутки на стенах и своде между сими обводками усыпаны были по сырому штуку где разными цветными нашими песками, где истертою слюдою, а где мелким бутылочным стеклом, что все такой придавало блеск и такую пестроту и расположено было с таким вкусом, что грот мой составился сущею великолепною и такою игрушкою, что, вошед в него, засмотреться было можно. А чтоб придать ему еще более куриозности, то вверху, в лантерне, против окончин, утвердил я вкось и в таком положении зеркалы, что в них виден был весь наш город и все положения мест, вверху пруда находящиеся. Зеркальные /1190/ же двери, кроме вышеупомянутого обмана, производили и то действие, что стоящему посреди грота человеку казалось, что он окружен не одними, а несколькими комнатами, также великолепно украшенными. Словом, весь грот сделался чрез все cиe таким, что не стыдно б ввесть в него было хотя бы самого Государя.
Конечно, можно всякому заключить, что все cиe скорее сказать, нежели сделать можно было. И я, не обинуясь, скажу, что стоил он мне хотя небольших коштов, но хлопот и трудов весьма многих, и тем паче, что всеми внутренними его работами и украшениями не могли заниматься простые работники, а потребны были к тому искуснейшие руки. А потому употреблял я к тому не только моего досужего садовника, штукатура и маляра и нашего переплетчика, но и сам, вместе с сыном моим, над тем, особливо над расцвечиванием многих тысяч раковин и улиток, лично трудился. И все мы тем не только половину августа, но и большую половину сентября месяца занимались и едва-едва его ко 20-му числу сентября окончили. Но сказать надобно мне и то, что все сии многие труды мне были не только нимало не скучны и чувствительны, но весьма еще приятны, и ежедневно доставляли мне множество минут приятных. Ибо всякая отдельная штука или вновь выдуманное и затеянное украшение веселило и радовало меня чрезвычайно, а такое же удовольствие имел при том и сын мой, равно как все, в работе участие имевшие.
Со всем тем, все cиe было еще не одно, в чем мы, особливо я, в самое cиe время упражнялись. Но надобно сказать, что между тем как мы занимались внутренним украшением грота, производимы были другими работными людьми и разные другие в саду работы: одни из них отделывали, по указанию моему, песчаную удивительную пещеру и наружность горы, обделываемую разва- /1191/ линою; другие — строили каменный павильон; иные отделывали самый большой нижний водоем, которого дно, по причине рыхлости земли, принуждены мы были устлать и убивать сплошь такими же пластами из синей глины, о каких я упоминал прежде и которые одни в состоянии были удержать в нем воду; а иные, наконец, воздвигали привезенную к нам и сделанную уже ротунду и раскрашивали оную разными красками. Сверх всего того, назначивал я и далее вверху прочие места в саду, которые осенью засаживать лесом надлежало, и так далее. Словом, все cиe время было для меня преисполнено бесчисленными хлопотами и трудами.
Впрочем, не успел я отделать своего грота, как случилась мне еще на несколько дней отлучка. Приятель мой и знакомец, г. Сахаров, живущий в Ефремовском уезде и верст за сорок от нас, вздумал, не помню по какому-то случаю, сделать у себя большой пир. Итак, принуждены мы были к нему ездить, и в отлучке сей провели 22-е, 23-е и 24-е сентября месяца. И как у г. Сахарова был в cиe время превеликий съезд и множество знаменитого дворянства и 23-го числа порядочный бал, то не только провели мы cиe время у него в танцах и в гуляньях по его прекрасному саду весьма весело и были угощением его крайне довольны, но я имел случай познакомиться со многими знаменитыми и до того мне незнакомыми людьми.
Возвратясь от г. Сахарова, последние дни сентября употребил я на назначениe в саду лабиринта. Как я с малолетства превеликую охоту имел к игрушкам сего рода и все, деланные мною до того опыты, были как-то неудачны, то восхотелось мне употребить и в сем саду одно пустое место под лабиринт и занять его оным. Наиболее же побудило меня к тому то, что около самого сего времени случилось мне выдумать лабиринт отменно замысловатого рода. И как, по нетерпеливости моей /1192/ во всех таких случаях, возгоралось во мне желание видеть оный в самой практике, а место случилось к тому удобное, в работниках и материалах к тому не было недостатка, то и принялся я за назначение оного. Намерение мое было произвесть все стены его из насаженного сплошь кустарника. И потому не успел его назначить, как и велел по всем местам, где быть дорогам, прорывать широкие борозды, а из земли, вынимаемой из них, делать по всем тем местам, где быть стенам, гряды, назначаемые под посадку кустарника. Но как к достижению оного до совершенства требовалось много времени, то, желая скорее оным пользоваться, предприял я по всем сим грядкам набить сплошнее и столь частые колья, чтоб сквозь их с одной дорожки на другую никак пролезть было не можно, и переплетя их сверху, все спилить в одну препорцию. В средине же, как в центре оного, сделать нарочитый курган и на нем поставить на пьедестал статую. Чрез что, чрез короткое время и привел оный до желаемого совершенства и не один раз имел удовольствие видеть, что никто не мог войти в него, не ошибаясь множество раз на распутиях. Однако время и опытность доказали мне, что старинные садовые игрушки сего рода всего скорее могут прискучить, и потому и повеселился я сим лабиринтом не долее как года два или три, а там его и запустил весь в лесочек.
Достопамятно также, что около самого сего времени случилось мне впервые выдумать славные свои пронизочные картины и щиты, могущие не только при огне, но и в самые солнечные дни составлять наипрекраснейшую иллюминацию. Повод к изобретению оных подал мне пьедестал, сделанный под статую, поставленную наверху моего грота, или паче — лантерн оного. И как он со всех четырех сторон имел отверстия со вставленными в них целыми листами стекол, то, для предохра- /1193/ нения оных от разбития, вздумал я приделать ко всем четырем отверстиям по отворяющемуся на петлях железному листу. А чтоб не отнять чрез то совсем света от моего грота, то и велел я пробить в оных по рисункам множество круглых дыр и в оные вставить разноцветные пронизки, что и послужило ко всему гроту моему украшением.
Сим кончился тогда наш сентябрь месяц, а мне же почти и мой 46-й год жизни. Но что происходило в октябре и в последние месяцы сего года, о том перескажу вам в моем последующем письме, a cиe сим теперь окончу, сказав, что я есмь ваш, и прочее.
(Февраля 11-го дня 1810 года). /1194/ Т. 3 стлб. 1137-1194.

Подготовка текста, вступительная статья и комментарии А.Ю. Веселовой по изданию: Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. 1738-1793. Т. 1-4. Ред. М.И. Семевский. СПб., 1870-1873