Путешествие на остров Киферу. 1. Прибытие и описание морского берега


ПО СЧАСТЛИВОМ ПРИБЫТИИ В ПРЕКРАСНЕЙШЕЕ МЕСТО ПОЛИФИЛ СООБЩАЕТ О ЕГО БЛАГОРОДНЫХ КРАСОТАХ, С УМЕСТНОСТЬЮ ОПИСЫВАЯ ЕГО РАСТЕНИЯ, ТРАВЫ, ПТИЦ И НАСЕЛЬНИКОВ; НО ВНАЧАЛЕ ФОРМУ КОРАБЛЯ, И КАК ПРИ СХОДЕ С НЕГО ВЛАДЫКИ КУПИДОНА МНОЖЕСТВО НИМФ, НЕСУЩИХ ДАРЫ, ПОЧТИЛИ ЕГО СВОИМ ПРИСУТСТВИЕМ.

Распустив подобно парусам широкие свои крылья, божественное дитя плыло вперед не при помощи грубых ветров, дующих из мешка Улисса, но веянием услужливого и росистого дыхания дочерей Астрея и розовой Авроры. Полия и я были вновь были вместе, горя и волнуясь от нетерпения достичь нашей желанной цели, воодушевленные любовью, которую могут ощутить, но не описать, все чувства человеческие. Сколь ни была сильна она в глубине сердец наших, еще более возрастала от присутствия бога, гребущих радостных нимф и их чудесного пения, и от таинственной формы прочного и несокрушимого корабля, снаряда, весьма подходящего для любви благодаря своим драгоценным материалам, изяществу и приятности места, но прежде всего из-за того пламени, которое Полия, с ее великими совершенствами, поселила в моем легко воспламеняющемся сердце. Ибо нежные и сияющие ее глаза посылали сверкающие молнии в самые глубины моего существа и обольщением своим заставляли их возгореться. Тающие от жара, обессилевшие от ран, они изливались во многих рыданиях. Подобно тому как котел на жарком и пышущем огне кипит через край, бурные вздохи моего сердца вырывались наружу с обильным и громким клокотанием. Лишь красота моего провожатого, милой Полии, могла умерить это неотступное пламя. И вместе с тем ощущал я великое блаженство, коим был полностью поглощен и снедаем, хотя мой язык не мог бы выразить этого так, как следовало.

Наконец мы с радостью, весельем и торжеством достигли желанного острова на нашем великолепном корабле о семи рядах весел {1}, не имеющем балласта, но полом: форма же его была следующей:

Корабль разделен был на четыре части, две из которых составляли корма и нос, оба одинакового устройства. Две остальные части образовывали полый корпус. Обе его стороны окаймлял изогнутый планшир, идущий от носа до кормы, который около уключин понижался на четверть шага и оставался слегка углубленным до тех пор, пока не восходил к завершению корабля. Три горизонтальных серповидных тяги возвышались над палубой на две стопы. С каждой из сторон между планширами были прикреплены по три скамьи, возвышающиеся над палубой на полторы стопы. Киль был покрыт золотом, равно и борта, выгибающиеся спереди и сзади; суженные части загибались в изящную форму, называемую из-за ее очертаний дельфином, и образовывали приятные волюты, сверкающие узором из крупных драгоценных камней. Затем они вновь обращались к палубе у кормы и носа, образуя древний {2} лиственный узор, великолепно сделанный из чистейшего золота и распространяющий вдоль палубы свои естественные формы, а затем изгибающийся, как змея, с литыми жилками, свисающими складками, с разрезами и краями, изящно поднимающимися над поверхностью. От этой волюты начинался удивительный фриз шириною в руку, расходящийся по двум сторонам и огибающий отверстия и планшир, сиречь выступ, на котором были закреплены уключины; он был весь из золота и усеян камнями небывалой цены, расположенными восхитительным и правильным образом. Все деревянные части сплочены были столь тщательно и с такой величайшей точностью, что борта смыкались подобно нагруднику, без всякой пакли или гвоздей, представляясь настолько гладкими и сплошными, что казались сделанными из единого куска. К тому же бока были промазаны черной благовонной смолой, блиставшей как зеркало, и украшены Сирийскими начертаниями золотых листьев, выполненными столь же великолепно, как и все прочие описанные мною части. Так он выглядел {3}:



Прозрачный воздух был наполнен и этими любовными восторгами, и созвучными голосами нимф-гребцов, а синее море нестройными криками морских божеств, радующихся и прыгающих в столкновении морских волн, со странными жестами, торжественным весельем и благоговейным почтением, среди которого мы достигли этого чудесного места. Оно было столь благо и приятно для всех чувств, столь усладительно и прекрасно со своими необычными изукрашенными деревьями, что и глаз никогда не видал такого великолепия и роскоши. Самый красноречивый язык показался бы убогим и скупым, описывая этот край: всякое сравнение с предметами ранее виденными было бы ложным и неуместным для превосходящей воображение действительности. Это несравненное и необычайное по приятности место соединяло и красивейшие посадки овощей и трав, и обильный плодовый сад, и приятные рощи, и изящный древесный питомник, и чудесные кустарники {4}. Не было здесь места для гор и пустынь; всякая неровность была устранена, так что плоской и ровной стала вся поверхность вплоть до округлых ступеней чудесного театра. Деревья полны были благоуханий, отягчены плодами и широко раскидывали свои ветви. Это был сад, рождающий несравненное наслаждение, преизобильный, весь покрытый ковром из цветов, без препятствий или ловушек, украшенный играющими фонтанами и прохладными ручейками. Небо не давило его своей тяжестью, но было умеренным, широким, прозрачным и сияющим. Не было здесь Авернских мест с ужасными их тенями; и не было переменчивой и непостоянной погоды, тревожащей натиском нездорового ветра. Сюда не вторгались пагубные зимние морозы, а летом чрезмерная жара или жгучая засуха, так что погода была подобна весенней и даже более благотворной, чем в той части Египта, что граничит с Ливией; она продлевала здоровье и процветание навеки. Место это было покрыто лужайками и множеством деревьев с густой листвой, зеленый наряд которых представлял собой чудесное зрелище. Все овевал прозрачный воздух, напоенный цветочными ароматами, ибо место это было покрыто травой, свежим розмарином и цветущими лугами. Оно было неслыханно богато всяческими удовольствиями и всеми дарами природы. Разноцветные плоды виднелись сквозь вечно зеленую листву; все дышало дружбой и согласием, а в зарослях проходили дорожки и было множество роз, соединявшихся в арки {5}. Долина Фемискиры, хотя и прекрасно орошенная и возделанная, ничто в сравнении с этим местом.

Я думаю, что даже человек, наделенный гением, едва ли смог бы передать в словах подобное зрелище. Но я попробую кратко описать все то, что слабая моя память смогла постичь и удержать. Сие святое место, сделанное милосердной природой (всегда благоприятствующей смертным) колыбелью богов, а равно и местом отдыха и услад для блаженных душ, имело, насколько смог я понять, три мили в окружности и череду заливов с прозрачной соленой водой. Его покоя не смущали полые скалы с прогалинами, изъеденными дерзостью буйных и пенистых волн, и растрескавшиеся подобно изломам Строфад, и не было здесь видно ни скалы гордой Ниобы, ни ее высоких окаменелых дочерей, а все состояло из сияющего минерала, не ломкого, не крошащегося и не глинистого, но светящегося, цельного и неповрежденного, подобного прозрачному искусно обработанному горному хрусталю.

Я тщательно исследовал берег, омываемый мирным прибоем и усеянный рассыпанными повсюду драгоценными камнями, которые сверкали разнообразием своих форм и цветов. Были здесь и изобильные следы благоуханного соития чудовищных китов, принесенные плодоносными волнами. Сверх того, украшенный сей остров был покрыт нежной, все время возобновляющейся вечнозеленой растительностью, имевшей великолепный вид по всей равнине.

 

 

Искусствознание 2/05. С. 419-421

© Б.М. Соколов. Перевод, комментарии. 2005 г.

----------------------------------------------------------

1 В ренессансной символике семь — число, посвященное Венере.

2 Слово antico, "древний" для героя романа равнозначно современному понятию "античный", то есть связанный с греческой и римской культурой; здесь и далее в переводе сохранено первичное значение эпитета, соответствующее стилистике повествования.

3 В этом месте (страница s6r первого издания) помещена гравюра с изображением корабля. Текст создавался с расчетом на поясняющие его иллюстрации; вероятно, гравер работал в сотрудничестве с автором романа.

4 "...Loco tuto consito et exornato horto olitorio, et herbario et fertile pomario et amoeno viridario et gratioso arborario et periucundo arbustario". Сжатое описание, в котором перечислены виды насаждений, взятые как из реальности, так и из античных трактатов. Horto olitorio ближе всего современному понятию "огород": в древнеримское время (h)olus означало "зелень, овощи". Авторы обоих итальянских изданий толкуют это понятие по-иному — "травы" (Pozzi-Ciapponi. P. 198) или "плодовый сад" (frutteti, Ariani-Gabriele. P. 298). Виридарием и в античности, и в средневековой монастырской практике обычно называли зону древесных насаждений — рощу или плодовый сад свободной планировки; иногда слово обозначало вообще "сад", "насаждение" (The Oxford Companion to Gardens. Oxford — New York, 1986. P. 590; Ariani-Gabriele. P. 990). Arborario, arboretum — и посадка древесных пород, производимая с коллекционными, ботаническими целами, и древесный питомник. Аналогично этому понятие arbustario, относимое к кустарникам.

5 "...Et di multiplici rose arcuatamente contecte". Арочные и сводчатые перекрытия играют огромную роль в садовой среде острова Киферы, несмотря на уверения автора о царящей там умеренной майской погоде без жары и сухости. Они усиливают пространственные переживания героя и продолжают собою архитектуру из камня.


 

 
© Б.М. Соколов - концепция; авторы - тексты и фото, 2008-2024. Все права защищены.
При использовании материалов активная ссылка на www.gardenhistory.ru обязательна.