www.gardenhistory.ru : Проекты :"Любовное борение во сне Полифила" (*) :

Путешествие на остров Киферу. 4. Описание второй ограды, реки, опоясывающей остров, и ее берегов

За тремя равными рядами участков, кои я уже описал, находилась огромная и величественная ограда в виде редкостного и изумительного перистиля из статных колонн с красивым энтазисом, кои укрывали всю окружность, подобно крепостному валу. Стена сей окружной колоннады была создана из великолепного трельяжа, сложностью подобного лабиринту, с постаментами профилированными и надлежащим образом соединенными до уровня баз, имеющих сообразные цоколи, гуськи и желобки. Интерколумнии были равны ширине двух колонн и одной четверти; и там, где дорожка скрещивалась с перистилем, последний был открыт на такую же ширину, образуя брешь в перистиле и прерывая сплошную ограду. Здесь возвышались благородные врата, полукруглая арка коих опиралась на концами на стоящие по сторонам колонны. Они были одинаковы с остальными в очертаниях и постановке, но иной толщины, дабы соответствовать несомому сооружению. Поверх выпуклой балки располагался щипец, или фронтон, с изящно вырезанными на нем приличествующими украшениями. Архитрав, фриз и карниз продолжались по всему кругу колонн, чудесно украшенные всеми надлежащими профилями; были они с изумительным старанием сделаны полыми, словно сундук, и наполнены землей, в коей росли всевозможные виды красивых цветов. Более того, фигурные деревья самшита и можжевельника были насажены над каждой из колонн, так что круглый шар самшита, в котором нельзя было заметить ни единой веточки, чередовался с можжевельником со стволом высотой в одну пядь, превращенным в четыре уплощенные сферы, уменьшающиеся кверху; и посредине росли цветы.

Нижняя стена и антаблемент сего изумительного перистиля были целиком из превосходного алебастра, просвечивающего и сияющего даже и без того, чтобы быть отполированным Фиванской землей либо пемзой. Колонны, однако, различались окраской, ибо те, что стояли по сторонам проходов, были из прозрачного халцедона, а те, что стояли на нижней стене и окружали первые, были из гексаконталита, многокрасочного и сверкающего. Следующая пара, с каждой из сторон, была из иерахита, с его красивой чернотой; следующие две, по сторонам предыдущих, из светлого млечного камня. Далее следовала пара колонн из хризопраза; и последняя была из пылающего атизоя, с его серебряным лоском и приятным ароматом {24}. И так эти колонны перемежались в стройном порядке, причиняя глазу неслыханное удовольствие. Они имели мастерски сделанный энтазис, и были выточены словно бы на токарном станке, с искусством, коего не достигали Феодор и Фол в своей мастерской колонн. Это была поистине великолепная работа, величавая, драгоценная и изящная. Колоны были ионическими, их капители, эхины между овами, их волюты, сделанные в виде закрученных раковин, блистали золотом, какого не производили ни золотоносный Таг в Гесперии, ни По в Лации, ни Хеброн во Фракии, ни Пактол в Азии, ни Ганг в Индии. Фриз украшен был великолепной резьбой с античными листьями, закручивающимися внутрь себя. Трельяж, образующий меж постаментов окружную преграду, был из лучшего электра, не сравнимый и с тем, который, в форме собственной груди, Елена посвятила в храме Минервы на острове Линде.

На нижней стене, в промежутках между одной и другой колоннами, стояли пропорциональные античные вазы, тщательно отполированные со всех сторон, и различающиеся своим камнем и цветом. Были они из сфрагида, хлорита, халцедона, хоаспита, агата, и многих других ценных и красивейших пород камня, и поверхность их была так отшлифована, что отражала всякий предмет. Думал я, что украшение их не было делом человеческих рук. Росли в них изумительные травы и кусты различных стриженых форм, в их числе душица, ароматическая и кудрявая полынь, авротан, мирт и другие. Верно, ничто не могло бы дать большего наслаждения и удовольствия глазу.

Сей перистиль проходил близ речного берега, песок которого с обеих сторон окружен был росистым дерном. На нем чудесно были рассеяны цветущие гладиолусы, лаванда, ореган, поликария, белый ореган и мята — нимфа, приявшая прекрасный дар Плутона. Росли здесь и Еленины слезы, известные как хеленион, что хорош для лица и дарит благоволение святой Матери. Были здесь без числа и другие известные растения, ароматные и привлекающие своим запахом, среди коих белые, синие и багряные гиацинты, подобных же им не было и в Галлии.

Бесчисленные пернатые летали среди тонких цветущих ветвей, небольшие и совсем маленькие птицы, украшенные роскошным оперением. Они проворно летали здесь и там, вверх и вниз, упоительно порхая и щебеча, и производя повсюду эхо сладкой музыкой своих песен — что давало наслаждение, радость и утешение всякому сердцу, сколь ни грубому и тупому, — охорашивая свои крылья и перышки. Здесь был жалобный соловей Дедалион, оплакивающий смерть своей дочери Хионы. Были здесь пестрые дрозды, певучий хохлатый жаворонок, сизый голубь, отшельницы ласточки, говорливый попугай в своем разноцветном одеянии, зеленом, белом, оранжевом, красном и желто-зеленом. Помимо белых горлиц, был здесь и чудесный феникс, небывалый, но не в этих местах {25}; дятел, супруг Помоны, показывающий следы кипучего гнева Цирцеи; Идона, плачущая по своему возлюбленному мужу, Итилу; Астерия, с ногами, обутыми в розовое, и два вида сорок; обитательница кровель Прокна и благочестивая Антигона, обе прекрасные и безъязыкие; Итис, скорбная и погребальная пища; жадная желтушница; живущий в скалах Терей, хранящий меж своих перьев царскую роскошь, носящий военные знаки на хохлатой своей голове и жалующийся "пу, пу" в своей песне {26}; и сонный страж Сиринги. Были здесь также Паламедовы журавли, чирок, сластолюбивая куропатка и водные птицы; Периклимена, чей облик беззаконно похитил Юпитер ради своих любовей; вальдшнеп, или черноголовка, меняющий свой вид осенью, также и горихвостка, и иные, слишком многочисленные для рассказа о них.

Здесь наглядно показано: окружность сего очаровательного и приятнейшего острова составляла три мили, и был он в милю диаметром, который разделен был на три части. Каждая треть составляла 333 шага, одну стопу, две ладони и еще малую толику. Расстояние от крайнего предела берега до ограды из апельсиновых деревьев составляло одну шестую диаметра, и было счетом 166 шагов и 10 ладоней. Отсюда начинались равнинные участки, продолжаясь в сторону центра и занимая другую шестую часть диаметра. Таким образом, была занята целая треть диаметра, и оставалась еще шестая и центр, именно 166 шагов и 10 ладоней. У перистиля, который я описывал, некое пространство было взято сужением участков, дабы избежать искажения их квадратной формы. Поэтому кончались они не доходя до трети диаметра. Сие сделано было умышленно, чтобы дать правильные пропорции последнему из участков, образованному линиями, идущими к центру. Пространство, прибавленное между рекой и перистилем, все было покрыто нежной зеленью, как достаточно описано выше.

Пространство, о коем речь, оканчивалось на цветущем берегу реки, более прозрачной, чем Аргиронида в Эолии или Пеней в Фессалии. Ее края были из драгоценного зеленого Спартанского камня, такого же оттенка зеленого, как камень Августа или Тиберия, и прилажены плотно, словно нагрудник, так что вся река была заключена между двумя мраморными берегами. Берега сии не были стеснены и не заросли лозой, ивами, тростником или камышом, но давали путь чистой и серебристой воде между равнинами радостными и красивыми, сплошь покрытыми достославными и многочисленными цветами. Вода истекала и проходила сквозь устья и подземные трубы, бурля в особых местах, затем быстро стремилась по акведукам красивого камня, орошая с приятным журчанием все это уединенное и счастливое место.

Затем вода стремительно текла к месту впадения в море. На этом пути река изливала свои избытки посредством всюду устроенных дренажей, и посему никогда не переливалась через край, но пребывала спокойной и на одном и том же уровне. Ширина ее была двенадцать шагов. Бурлящие водные жилы превосходили великолепием всякий знаменитый источник, даже Хабуру в Месопотамии; и девственная Касталия не могла сравниться с ними. Подобно ей, сей источник давал воду с мускусным, но чистым запахом, порождая струю высотой в шестнадцать ладоней. И Геркулесов фонтан в Гадесе не источал таких обильных и свежих вод. Были эти воды столь светлы, чисты и нежны, что не представляли никоего препятствия либо искажения на пути между глазом и предметом. Все, что лежало на дне, было видно в совершенстве, и все, что вокруг, отражалось в цельности, словно как в зеркале. Речное дно, образованное золотоносным песком, было ровным, и полно камешков различных ярких цветов.

Осененные, зеленые и влажные речные берега были украшены цветущими нарциссами и едкими луковицами, или морским луком, что растет возле воды. Не было недостатка ни в гиацинтах, ни в ландышах, ни в шпажнике полевом и Иллирийском. Цвели здесь ноготки, хвощ, или конский хвост, и одуванчики. Множество было фиалок: Тускуланская, морская, Калатианская и осенняя; была здесь морская мята, называемая также симиадон или трахиотис, и другие благородные прибрежные растения. Не было счета и речным птицам: зимородкам с их синим оперением и иным малым и ярким птичкам, живущим у воды. Были здесь длинношейные лебеди, ценимые авгурами, что поют предсмертную песнь на водах Меандра.

На приятных берегах по обе стороны реки были посажены в красивом порядке апельсиновые, цитроновые и лимонные деревья, высотою от ствола до верхушки кроны в три шага. Стволы их возвышались на один шаг до того, как на них начинались ветви, затем ветви соединялись и были искусно переплетены друг с другом, образуя арку, высота коей была три шага от основания до верха.

Остальные ветви изгибались над рекою, с одного берега на другой, сплетаясь в искусственном союзе и дружественно обнимаясь, образуя великолепную перголу и приятную сень.

Свод сей перголы был из плотной листвы и изящно сплочен, показывая совершенную стрижку, или обрезку, при которой ни одна ветка не превосходила другую иначе как ради вящего изящества и красоты. Так было устроено тихое тенистое место, трепещущее и дышащее под нежным дуновением Фавония, и полное пищи, начальный рост коей, белые цветы и висящие плоды, был виден сквозь зелень. Были здесь укромные места для печальной Филомелы, вечно поющей свои нежные жалобы, которые звучали совершенно отчетливо, ясно и без всякого эха благодаря сероглазой дочери всемогущего Юпитера громовника {27}. Пергола эта возвышалась от поверхности вод до края арки на семь шагов.

О, сколь охотно блуждающий взор был увлечен и нежно очарован зрелищем сей реки! Всевозможные лодки и челноки плавали по ней туда и сюда, они были чудесно украшены золотом и гребло на них множество девушек, в чудесные волосы коих были вплетены всяческие пахучие цветы, одетые в тончайшие складчатые туники, или цельные платья, желтые как шафран, разрезные или шитые золотом, отделанные и опоясанные вкруг их нимфоподобной наготы сладострастными украшениями, и сладко предлагающие их розовую плоть беспрепятственным взглядам. И к тому же, когда весенние ветерки нежно привевали и охватывали одеждами их прекрасные женские формы, то каждая из них представлялась в движении, обнаруживая со сладостным изяществом белые груди, формою словно половина яблока, также и округлые сосцы, изысканно окруженные шитьем из драгоценных камней, оправленных в золото. Было там также и множество юношей всех воинских сословий, которые делали жесты, боролись и состязались в играх, и со смехом предлагали водное сражение тем дерзким, кто решался бросить им вызов. Девушки отважно с ними боролись, забирая себе их одежды в качестве трофеев, опрокидывали их лодки и уводили их, так что юноши оставались в воде, безжалостно раздетые и ограбленные, однако не сопротивлялись своей участи, но смеялись над ней. Затем нимфы оставили их и стали дразнить друг друга, начавши новые схватки между собой, топя украденные челны и трудясь, дабы вновь поставить их на воду, и завершив наконец шутливую битву сердечным весельем. Когда они скакали и резвились, их милые девичьи ротики издавали смех, смешанный с громкими вскриками.

Вода кишела также множеством рыб всяческих прекрасных и поразительных форм, златочешуйных и совооких {28}. Поскольку природа не дала им никакого повода для борьбы, были они ручными и не старались уплыть. Некоторые были достаточно велики, чтобы вмешаться в шуточное сражение между девушками, кои сжимали мягкие чешуйчатые тела, лишенные рыбьей слизи, своими белоснежными бедрами и грациозными ступнями. Они плавали тихо, двигаясь понемногу то вправо, то влево, послушные женским причудам и готовые везти всякого. Вместе с ними теснились белые лебеди со своими звучными криками и обильными слезами по дорогому им Фаэтону; также выдры, бобры и прочие речные обитатели, все весело, со сладостным удовольствием, играющие под покровом стриженой зелени, без единой мысли, могущей нарушить их радость и покой, и избегая малейших стычек. Вновь в душе моей возникло невысказанное желание: "Хотел бы я вечно жить в сем блаженном месте с моей божественной Полией". Всякие иные случайные желания угасли и были отринуты, ибо я без промедления подкрепил мое твердое намерение любить лишь мою возлюбленную Полию. Все же счел я, что мое нынешнее наслаждение было, без сомнения, великолепнейшим и приятнейшим из всех, что я испытал, давая мне превосходящие все удовольствие и сладость.

Также и в первой окружной и лесистой заграде были люди обоих полов, которые постоянно пребывали в сих местах вместе с животными, которые дарили им радость. Взглянув в противоположную сторону, на зеленые поля внутри перистиля, я увидел бесчисленных юношей и прекрасных девушек, отдыхающих, играющих на музыкальных инструментах. поющих, танцующих, весело разговаривающих, наслаждающихся чистыми и искренними объятьями, занимающихся своими украшениями или убором, сочиняющих стихи, и девушек, усердных и поглощенных своим рукоделием: из чего я заключил, что добродетель была здесь более в чести, чем сладострастные удовольствия.

Подле светлой и полной развлечений реки зеленый луг продолжался, совершая круг, как и тот, что был между рекой и перистилем. Над рекой перекинуты были симметричные мосты, сделанные через один из порфира и серпентина, и ярко блестящие наилучшими мраморными украшениями. Они были поставлены на путях, ведущих к срединной точке таинственного сего острова, цветущего изобилием радостей.

--------------------------------------------------------

24 Здесь и ниже перечислены реальные и фантастические породы камня, которые Плиний в книге 37 "Естественной истории" отмечает за их необычные свойства.

25 В противоположность античной традиции, согласно которой феникс "один во всем мире", Колонна населяет свой идеальный сад множеством фениксов, что придает ему черты "острова блаженных душ" и христианского Рая.

26 Греческое "ποΰ ποΰ" ("где, где"), слова, напоминающие о поисках Прокны Тереем (Pozzi-Ciapponi. T. 2. P. 220).

27 Афина-Минерва в античной традиции отождествлялась с мировым эфиром (Ariani-Gabriele. P. 1004).

28 Колонна употребляет эпитет glaucopo (буквально "совоокий"), который обычно был связан с Афиной (Одиссея, I, 206) и традиционно переводится как "светлоокий"; в данном же случае ближе по смыслу вариант "пучеглазый". Ариани и Габриэле (P. 323) по непонятной причине переводят это слово как "синеглазый" (occhi azzuri).